Еще раз внимательно посмотрев на Сашку, я поняла, что сначала ошиблась: у него определенно что-то случилось и это что-то вовсе не касается грядок – там-то как раз был полный порядок. В другой раз я обязательно вцепилась бы в него, как клещ, и выпытала все до последней подробности, но не сейчас, потому что чувствовала себя в некотором роде виноватой перед ним из-за приставаний ко мне Бородавкина. Рассказывать же о них мужу я ни в коем случае не собиралась! Мало ли что он мог подумать! Он же был против всяческих экстрасенсов, а я все равно пригласила к нам на дачу Ивана Ивановича и даже не предупредила его об этом, а просто поставила перед фактом. Вдруг Сашка после этого решит, что я, вопреки его уверенности в сохранности своей и его чести, увлеклась этим ведуном настолько, что сама дала ему повод так ко мне отнестись? Вот и доказывай после этого, что я вовсе не легкомысленная особа и искательница приключений! Нет уж! Пусть это останется моей тайной!
– Ты, наверное, устала и проголодалась, Маруся? – заботливо спросил муж. – Пошли! Я тебе сейчас ужин приготовлю! Давай я быстренько мангал разожгу и поджарю тебе мясо на решетке? А пока оно готовиться будет, глинтвейн сварю, а?
– Спасибо, дорогой! – искренне сказала я.
Я смотрела, как муж готовит ужин, а у самой на душе кошки скребли – Сашка у меня такой заботливый и внимательный, а я перед ним так виновата! Надо же было связаться с этим ведуном! Поверила Светке, а из этого вон что вышло!
– Так что же ты все-таки увидела на пленке? – снова спросил муж.
– Сущность нашего барабашки, – совсем не с той радостью, с какой сказала бы это раньше, ответила я. – Это было несколько таких небольших черных черточек.
– Случайно не брак пленки? – не удержался от насмешливого вопроса он.
– Опять? – обиженно спросила я.
– Молчу-молчу-молчу! – рассмеялся Сашка и даже руки поднял в знак того, что сдается.
Он положил мне на тарелку несколько истекающих соком кусков мяса, и я с жадностью набросилась на еду – проголодалась я действительно изрядно. Когда, уже поев, мы с ним потягивали глинтвейн, он, помявшись, сказал:
– Маруся! А у нас тут презабавная история вышла!
Зная его не первый год и хорошо за это время изучив, я поняла, что эта история и была причиной его такого довольно-таки странного поведения.
– Ну, повествуй! – потребовала я. – Надеюсь, что мне она тоже покажется забавной!
– Как и всем нашим соседям, – покивал он. – Уж они-то повеселились!
– И ты понял, что я от них все равно все узнаю, и решил, что гораздо лучше и безопаснее рассказать все самому, а не ждать, когда сработает испорченный телефончик, как в той детской игре, – поняла я и вздохнула: – Ну, давай уж!
– Понимаешь, Маруся! Пока ты здесь со своим ведуном… – немного смущенно начал Сашка, но я торопливо перебила его:
– Ни с каким не с моим!
Он внимательно посмотрел мне в глаза и довольно долго молчал, отчего мне стало как-то неловко, и я даже покраснела, а он откашлялся и уже совершенно другим, более жестким тоном продолжил:
– …ставила эксперименты, я бродил по окрестностям и увидел, как к нашему поселку подъехал «Опель», в салоне которого на обзорном зеркальце висел вымпел «Росгосцирка». Как ты понимаешь, это не могло меня не насторожить.
– Ты решил, что это охотятся за вещами Димы? – воскликнула я.
– Да! – подтвердил он. – Из этой машины вылезла молодая девушка, которая вошла через ворота в наш поселок и отправилась искать какую-то дачу.
– Нашу! – уверенно заявила я.
– Точно! Она залезла на дерево напротив и с помощью направленного микрофона слушала, о чем здесь говорилось, а потом уехала. Вы же здесь с Бородавчатым договаривались, что вы потом поедете в Москву, не так ли? – спросил Сашка.
– Да! – кивнула я.
– Я так и предполагал, – заявил он. – Так вот, когда мы с тобой и твоим, – с нажимом произнес он, – ведуном ехали в Москву, я заметил этот «Опель» на одной из боковых дорог и понял, что он ждет, пока мы уедем.
– Так ты поэтому и бросил меня вдвоем с Бородавкиным? – возмутилась я. – Значит, никакую воду ты не забыл перекрыть и это был только предлог?
– А что? Оставлять тебя с этим ведуном было настолько опасно? – настораживающе спокойным голосом спросил муж.
– Но ты же сам сказал, что он настолько неприглядный, что никак не может мне понравиться! – довольно-таки нервно напомнила я.
– А ты ему? – самым невинным тоном поинтересовался Сашка. – Ты у меня красивая и высокая кареглазая шатенка! Фигура потрясающая! В свои тридцать три года выглядишь не больше чем на двадцать шесть или семь лет!
– Могу тебя заверить, что наш с ним разговор касался только поселившейся у нас в поселке нечистой силы! – заявила я, надеясь, что это прозвучит достаточно твердо и убедительно.
– Хочу на это надеяться! – с нажимом сказал Сашка и продолжил: – Так вот, когда я бегом возвращался на дачу, то увидел этот «Опель» опять стоящим возле ворот нашего поселка.
– Скажи сразу, из вещей Димы ничего не похищено? – с замиранием сердца спросила я.
– Могу тебя успокоить – ничего, потому что…
Договорить он не успел, потому что в этот момент с участка Максима раздались такие вопли, что кровь застыла у нас в жилах, и мы недоуменно переглянулись – к шуму оттуда мы давно привыкли, но это было что-то уже из ряда вон выходящее, и мы дружно выбежали в сад и бросились к забору. Представшее нашим глазам зрелище было настолько невероятным, что мы застыли, не веря своим глазам: горящая головня из костра на расстоянии не больше метра от земли совершала стремительное и самостоятельное путешествие от дачного поселка к лесу, а за ней с дикими воплями бежали Максим и все его гости.
Все наши соседи, кто не спал, выбежали из дач, привлеченные этими криками и суматохой, и громко и оживленно обсуждали это происшествие, а кто-то даже предлагал вызвать пожарных, не понимая, что машина из Боровска приедет уже тогда, когда от леса только одни обугленные стволы останутся. А огненная головня между тем совершенно непонятным образом сумела подняться вверх и теперь мелькала уже в кронах деревьев. Тут люди вспомнили рассказ Юрича о встреченном им черте и дружно закрестились, а некоторые даже молитвы стали читать. Максим и сотоварищи прыгали под каким-то деревом и орали так, что даже нам было слышно, – правда, непонятно, чего они добивалась, но добились-таки, потому что уже тлеющая головня вдруг полетела в их сторону, и они тут же бросились ее затаптывать под аккомпанемент зловещего хохота-улюлюканья, издаваемого, конечно же, барабашкой, кем же еще?
– А если бы палка ко мне в сарай ускакала? Или в дом? Или еще к кому-нибудь? – с ужасом воскликнул Афонин. – Так ведь и весь кооператив сгореть мог! – И заорал: – Эй, Максим! Заливай к чертовой матери свой костер!