– Да уж я понял! – хмыкнул он. – Дай вам волю, так вы и весь белый свет пропьете!
Он скрылся из виду, и Маруся повернулась ко мне. Взглянув на ее лицо, я понял, что временное перемирие перед лицом общего неприятеля закончилось и мне пора уносить ноги, пока цел.
– Пойду воздухом подышу, – торопливо сказал я и быстрым шагом бросился к калитке, а мне вслед неслись самые нелицеприятные высказывания насчет моих умственных и хозяйственных способностей.
Надеясь, что к вечеру жена немного успокоится и отойдет от своего праведного гнева, я скрылся на озере и не без опасений вернулся домой только тогда, когда здорово проголодался.Весь день я пахала, как каторжная, восстанавливая порядок на своих грядках, и со слезами на глазах вынуждена была избавиться от некоторых окончательно загубленных насаждений. Сначала я была полна решимости обязательно припомнить все эти безобразия мужу, да так, что ему мало не показалось бы, но постепенно я остыла и вспомнила, что вчера сама не остановила Сашку, когда он поддержал Богданова в его начинании принести еще одну бутылку. Так что винить мне оставалось только себя, причем не только за порушенные грядки, но и за то, что муж попал в капкан и так пострадал.
Сашка вернулся ближе к вечеру с самым скромным и тихим видом и, чтобы загладить свою вину, взялся приготовить шашлык. Хотя я на него больше и не сердилась, но все равно сделала вид, что жутко обижена, – пусть чувствует, что я так просто не сдамся! Но на шашлыки я все-таки согласилась. Они у Сашки всегда очень хорошо получались, а сегодня он еще и постарался на славу, так что они были просто объедение, и мы их с большим аппетитом употребили под бутылочку хорошего легкого вина. Одним словом, вечер оказался просто чудным, и мы, вдохновленные надеждой на то, что с появлением Тарасова наконец-то появится ясность в этой запутанной истории, сидели сытые и довольные жизнью под деревом и блаженствовали. Наш мирный отдых был прерван телефонным звонком, на который разомлевший муж даже не сразу ответил. Однако когда узнал, кто звонит, тут же заорал:
– Пашка! Ты что-нибудь выяснил?
Не знаю, что уж тот говорил Сашке, потому что муж только периодически восклицал и охал, словом, отделывался междометиями, по которым я, до жути заинтригованная, не могла ничего понять, так что, едва Сашка отключил телефон, тут же потребовала:
– А ну повествуй, что тебе Павел сказал!
– Все очень просто, дорогая! – ответил мне до неприличия довольный муж. – Пашка со своими друзьями-коллегами точно выяснил, что отпечатки, которые нашла милиция, принадлежат какому-то мелкому примату.
– Обезьяне, что ли? – переспросила я.
– Ей, родимой! – подтвердил Сашка, улыбаясь от уха до уха. – А вот анализ шерсти показал, что это, скорее всего, макака-резус! А ты себе всяких барабашек надумала! – усмехнулся он.
– Не может быть! – уверенно ответила я. – Во-первых, откуда в Подмосковье разгуливающие на свободе обезьяны? Во-вторых, обезьяны не умеют фотографировать, а уж пользоваться современными цифровыми аппаратами и подавно! В-третьих, они, как и все животные, боятся огня! В-четвертых…
Я не успела сказать, что думаю в-четвертых, потому что у дома остановилась незнакомая машина, и я удивленно посмотрела на мужа. Судя по выражению его лица, уж ему-то эта машина была явно знакома, и я насторожилась – что еще вот-вот свалится на нашу голову? Но удивлялась я недолго, потому что из автомобиля вылезла Клаудиа в коротюсенькой юбке и мини-маечке, а за ней ее муж – хлыста при нем в этот раз не было, и это меня немного успокоило.
Они по-хозяйски толкнули калитку и без спроса вошли на наш участок.
– А вас в детстве не учили, что, прежде чем войти, нужно разрешения спрашивать? – поднялся со стула Сашка и решительно направился к ним – видимо, то, что дрессировщик был без хлыста, его несколько подбодрило.
Ничего на это не ответив, эта парочка рванула прямо в дом, а мы бросились за ней.
– Вам про частную собственность никогда слышать не приходилось? – спросила я и получила в ответ презрительное молчание.
– Вызывай милицию! – сказал мне Сашка, а сам, обогнав явно враждебных визитеров, встал перед ними, загородив дверь.
– По-хорошему говорю: отойди! – с яростью в голосе сказал дрессировщик.
– Вторжение на чужую территорию карается законом, – предупредил его муж и крикнул мне: – Да вызывай же!
Непослушными пальцами я набрала номер нашего участкового в Салтыковке, но получила в ответ: «Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети».
– Звони в Боровск, следователю, – все поняв, сказал мне Сашка.
– Визитка в доме осталась, – растерянно пролепетала я.
– Значит, обойдемся без милиции, – хмыкнул Анатолий-Арнольд и, словно куклу, смел мужа со своего пути.
– Вот здесь! – крикнула Клаудиа, показывая ему на холодильник, загораживавший вход во вторую комнату, и дрессировщик, шутя сдвинув его с места, открыл дверь. – Я же тебе говорила! – сказала она.
Нам с Сашкой оставалось только беспомощно топтаться в коридоре, глядя на то, как они осматривали ящики Тарасова. Убедившись, что они все заколочены, дрессировщик повернулся к нам и, грозно надвигаясь, потребовал:
– Я тебе кричал, чтобы ты вернул обезьяну! Ты не вернул! Теперь пеняй на себя!
– Между прочим, вы кричали «образина», а не «обезьяна», – напомнила я.
– Уши надо мыть! – огрызнулся он и снова потребовал: – Верни обезьяну, сволочь!
– Какую еще обезьяну? – возмутилась я. – У нас нет никакой вашей обезьяны!
– Есть! – отрезал он. – Тарасов ее украл и оставил вам на время отпуска! Ну, у меня с ним еще мужской разговор будет, а пока я с тобой разберусь!
– Да нет ее у нас! – воскликнул Сашка.
– У нас ее действительно нет! – поддержала его я. – У нас только барабашка есть, который постоянно в поселке хулиганит!
Алмазовы-Златогорские переглянулись, а потом уставились на меня.
– Кто у тебя есть? – спросила Клаудиа.
– Барабашка! – повторила я. – А еще он иногда образ красного черта принимает! А больше у нас никого нет!
– Барабашка нам не нужен! – заявил наконец Анатолий-Арнольд. – Можете оставить его себе, чтобы жить веселее было, а нам отдайте нашу обезьяну.
– Подождите! – воскликнул муж. – А она случайно не макака-резус?
– Так ты все знаешь и еще мне голову морочишь? – заорал дрессировщик, наступая на него. – Где обезьяна?
Тут я все поняла и горестно сказала:
– Значит, никакого барабашки не было, а это была всего лишь обезьяна? А я-то думала!..
– Я же тебе говорил, что это было живое существо, а ты все барабашка да барабашка! – с упреком сказал муж.