— Вот, сволочь, умный!
Это худо, подумал я. Я уж было решил, что у трясуна мозги давно расквасились, но он соображал, что всего опаснее.
— Эй, у кого бомбы остались? По ногам ему бейте!
Большой био на Асфальте скрылся, за собой крышу ангара обвалил, клубы пыли до неба поднял. Зато серый из рва выбрался и на нас прет. Близко уже совсем, метров, может, тридцать до него. Как стал из грязи вылезать — ешкин медь, здоровый-то какой, хоть и трясется! Перед ним каша была, по-другому не скажешь. Куски этих… фунда-ментов, столбы дыбом, колючка, ямы. Он раз шагнул — и провалился. И вот, пока он ногу с дыры тянул, я понял, чо делать надо.
— Славка, ты куда?
— Десятник, стой, приказано же назад!
Робот клешню задрал, зажужжало там что-то, захлюпало, но ни одна фреза не вылетела. Наши все отступали к клепаной стене, бежали по мосткам, по трубам, по тропинкам. Волокли мортиры, тащили на себе тех, кто сам идти не мог. Со стороны Асфальта, кажись, палили могильщику в спину из самопалов, да что ему пульки?
— Иван, бери Быка на закорки, уходите! Степан, девок забери! Леха, мортиру тащи! Уходите за стену, живо! Я догоню…
А сам побег я к большому огнемету. У нас три таких на башнях, дык, ежели щас начнут палить — всех своих пожгут. На башнях — это уже последняя оборона, считай. Если этот трясун до клепаной стены в упор дойдет, его там, конечно, встретят… но лучше б он туды не добрался!
Подсел я под телегу, напрягся, кое-как на колеса перевернул. Влез наверх, едва в грязь не жахнулся, скользкое все, ага, повсюду кровища. Сверху глянул — ешкин медь, считай, вся первая десятка в патрульной роте тут полегла!
Мужиков на куски порезало, я такое лишь в забойном цехе у нас видал, ага. Ваську Демьянову ногу отрезало, так он, видать, сам себе обрубок ремнем затянул и до последнего насос качал. Так на насосе мертвый и повис, бедняга.
— Твердислав, уходи!
— Назаров, кому сказано?
Я потрогал баллоны, дернул клапан, ага — засвистело. Это здорово, ешкин медь. Это значит — есть воздух сжатый, не порвало шлангов-то. Окошки, где стрелочки, — оба разбиты, бензином воняет, где-то течь. Развернул я ствол, глянь — а гад из ямы ногу выудил и прямиком к бункерам прет. На меня он и не глянул, а может, не шибко ему антиресно со мной беседы вести.
— Щас я те устрою! — Мне маленько еще надо было подождать, чтоб наверняка. Может, бензина на один плевок осталось…
Вблизях био совсем страшный оказался. Пушка на его плече висела дулом вниз, из казенника торчали куски проводов. Кто-то хорошо врезал до нас. Еще в боку у него, похоже, был пулемет на четыре ствола, да только все стволы давно забило грязью. Воняло от могильщика некультурно, я аж ротом стал дышать. Самое обидное, что от бомб наших — ну никакого ему вреда, ешкин медь! Броня погнулась маленько, да и все. Тот, кто ему когда-то кусок лапы вместе с пилой отстрелил, — явно не из мортиры бил.
— Давай, давай, повернись маленько, что ли… — Я вел за ним стволом, все ждал, пока он бок откроет.
Позади забили часто в колокол. Могильщик завизжал своими моторами и задрал ногу, чтобы перелезть через нашу оборону, через печь и завалы кирпичные. И тут я ему врезал.
Прямо в дыру под лапой. Дык а чо, больше некуда бить, не горит он, сволочь такая! Я жал и жал на ручку, пока струя не ослабла. Могильщик сперва не понял, он место искал, куда ногу поставить. А когда понял — уже внутрях горел, ешкин медь! Из дыр решетчатых дым повалил, заискрило.
— Что, сука, получил?!
Эээ… кажись, зря я его позвал. Могильщик чуток нагнулся и выдернул из нашего завала кусок стены с оконными дырами.
— Славка, дай ему!
Ешкин медь, то-то я чую, огнемет в руках дрожит, горючка пошла! Оглянулся — дык на насосе дядька Степан и Леха. Качают со всех сил, аж ногами дрыгают, когда один другого вверх задирает. Ну чо, обрадовался я, молодцы мужики, не бросили меня.
— На тебе, трупоед сраный!
Я жал и жал на ручку, пока опять струя не ослабла, и старался бить ему в дыру. Хотя ничего толком не видел, пламя красными пузырями вспучилось, а дальше дымом черным заволокло. Парни качали со всех сил, мы почти в упор поливали. Бежать надо было, храни нас Факел, давно надо было бежать, ведь если швырнет — не промахнется! Как лягух нас тут размажет на фиг…
И вдруг могильщик отступил. Взад повернул. Чо случилось, я сперва даже не поверил. Такое чудо, чтобы био напугать, — это даже старики по пальцам перечислят.
Я все лил на него огнем, а он все ж таки кинул в нас железякой, но метра три промазал. А Степан с рыжим даже качать перестали, глазья выпучили, ага, да кто ж такое видел. Я поверил, когда с клепаной стены все наши хором заорали. Он топал назад и трясся еще сильнее, чем прежде, аж звенел весь, и искры отовсюду сыпались. Он свалился верхушкой в ров и стал там ворочаться и скрипеть, а огонь уже лез из него наружу.
— Славка, ты его подбил! Подбил же! — завопил Леха и кинулся к Степану. Они оба завопили и полезли ко мне обниматься. И другие прибежали — и тоже давай скакать и меня тискать.
А чо я-то? Я ж не кулаком его побил. Могильщик и так давно менялся, точно изнутри гнил. Я мужиков тоже обнял, хотя антиреснее было, когда девки обниматься прибежали, ага. Потом отец с охраной пришел, долго вместе глядели, как могильщик уходит, и сбоку у него рвется пламя.
— Молодец, — сказал дьякон. Большего от него не дождаться, ага, такой уж он у меня — как железный гвоздь.
— Чо грустишь, батя? — спросил я. — Много наших погибло?
— Пока девять насчитали, — глухо сказал он. — И столько же в лазарете. Это моя вина. Незнакомый могильщик. Я должен был предвидеть, что у него остался боезапас. Нельзя было выводить людей на теплотрассу.
— Батя, да ты чо? Разве ты виноват, что они на нас полезли?!
— Твердислав, а зачем они полезли?
Тут я зачесал в затылке:
— Как зачем? Пожрать нас.
— Нет, — сказал дьякон. — Твердислав, ты не смог бы его победить.
— Так я и не победил. Батя, его что-то изнутри порвало. Вот такая в боку дыра, с метр. Сталь по шву разошлась!
— Не в дырах дело. Его же чинить должны. Био не нападают без поддержки. Где его слуги? Где пауки, где ящер?
— Может, того… подохли где? — предположил я. — Ну там… поганок на Лужах обожрались…
Но батя, как всегда, оказался прав.
ЧУЖАК
Коренастый, гибкий человечек, больше похожий на ловкого зверька, неподвижно лежал на козырьке крыши. Кровля ангара заросла травой, половина здания давно рухнула, крыша обвалилась вовнутрь. Поэтому чужак мог не опасаться нападения сзади. Горящий био прошел совсем близко от замершего наблюдателя, так близко, что его обдало жаром. Дозорные Факела, дежурившие на внешней стене укреплений, тоже не заметили чужака. Незнакомец проводил взглядом трясущегося робота и стал неторопливо спускаться вниз, все время держась в тени. Между третьим и четвертым этажом он повис на одной руке, уцепившись за перила гнутой железной лестницы. Прямо под ним остановилась патрульная тройка с собаками. Бойцы преследовали поврежденного био, псы повизгивали, рвались с поводков. Один из патрульных выглянул за угол ангара, ведь дальше им предстояло бежать по открытому пространству. Псы почуяли присутствие чужого, стали подпрыгивать, крутиться на месте. Под ноги патрульным посыпалась бетонная крошка. Мужики резко задрали лица, один выставил ружье. Но… наверху никого не оказалось. Лишь покачивались обломки лестницы среди гнутых швеллеров, балок и корней ползучих растений. Патрульные утихомирили собак и ринулись по следу могильщика. Спустя несколько секунд, от узкого карниза, незаметного снизу, отлепился удивительно ловкий гость. Несколько секунд он опять провисел на одной руке, затем мягко и беззвучно спрыгнул на землю. Он стряхнул грязь с короткой шерсти и снова замер. Проследил, как защитники нефтебазы выносят раненых, как группа парней хохочет возле огнемета. Затем чужак повернулся и припустил невесомой рысью. Туда, куда убежали патрульные с собаками.