— Ой, здравствуй, — сказала Иголка, заулыбалась, вроде как обрадовалась. — Я боялась, ты не придешь, вот так. Мне сказали, к вам могильщики подкоп рыли? Это правда?
— Угу, — говорю, — рыли.
Ну и глазья у нее! В тумане на Пепле я тогда не шибко разобрал. То есть разобрал, конечно, но уж больно нервный тогда был.
— А еще мне сказали, что один смелый парень из пищали могильщика подбил. Все бежать со страху кинулись, а он один вышел и прямо в пасть тому пальнул. Правду говорят, так?
— Ну дык… — говорю. — У нас много смелых. По правде сказать, у нас почти все смелые.
— Ой-ой, — тут девчонка совсем заулыбалась и снова спрашивает: — А еще говорят, что этот же парень смелый недавно из огнемета большого био подпалил. Всех под землю прятаться позвали, да он не послушал, один против железа вышел и в Лужи того отогнал, вот так. Неужто у вас все такие смелые?
У меня аж за ушами вспотело. Эх, думаю, лучше пойду все гвозди на хрен в доски повбиваю, все легче, чем в глазья ей смотреть. Тут еще Голова влез:
— Здравствуй, ангел чистой красоты, — говорит. — Ты лучше от этого твердого держись в стороне. Это не человек, а настоящий про-дюсер.
— А ты кто таков? — удивилась Иголка.
— А я его право-защитник.
Иголка на него выпучилась, будто жабу в шапке увидала. А мне аж завидно стало. Ну чо, рыжий он такой, много умных слов выучил, стихи даже читал. Когда столько слов умных знаешь, девку увести в малинник — дело плевое. Но с Иголкой у него не вышло, ага.
— Какой я тебе чистый ангел? — поперла она на него. — Какой еще пер-дюсер? Какой из тебя справа-защитник? А слева кто тогда защитник? Щас пчел тебе в штаны пущу, поглядим, кто ты есть.
Но и рыжего так просто не завалишь. Стал он делать вид, будто вдали кого высматривает.
— Ты глянь, Славка, кажись, комар пищал, али я хвост какому мышу отдавил?
— Ах вот как? — зашипела Иголка. — Ой, был тут один такой, тоже пер-дюсер. Промеж ног ему пчел подсадили, сам теперь комаром пищит!
Еле я их обоих угомонил, помирил меж собой. Ну ничо, они быстро замирились, рыжий мне моргать стал и палец большой кажет. Я сказал Голове, чтоб он мне не мешал культурные беседы вести. А ежли ему, ешкин медь, так надо кого-то пер-дюсером обозвать, пусть идет к нео. Те живо башку в плечи вобьют.
Сели мы с Иголкой рядком, на солнышке греемся. Чо говорить, не знаю. Сижу и потею. Штаны еще… у Кудри штаны-то дубленые, как ногу повернешь, так они и стоят колом. Но Иголка, видать, сообразила, что я человек сурьезный, не балабол, как рыжий.
— Почему в гвозди не играешь? Я осьмушку серебра на того вон поставила. Кажется, он с Асфальта? Ладно гвозди забивает.
— Да это ж Дырка!
Я пригляделся, точно — он, дурень с дыркой в горле. Я ему даже обрадовался маленько. Хорошо все-таки, что я его до конца тогда ночью не убил. Да пусть себе живет.
— Нельзя мне играть, — говорю, — я гвоздь с удара загоняю, ладонь-то твердая, ага.
Помолчали еще маленько. Иголка меня ягодами угостила, кислые, аж глазья в кучу сошлись. Но ничо так, ем, давлюсь, даже беседую.
— А чо ты с мужиками вашими маркитантов лечить не пошла?
— Ой, что я там забыла-то? Дедов они не лапают, пусть деды их и лечат, вот так.
— А чо, тебя лапали? — Я прям разволновался.
— Ой, лапал такой один, теперь с ложки его кормят! — Иголка стала грызть сухие груши, она вообще все время что-то ела. Я потом здорово удивлялся — как так, сама тощая, а жрет больше меня. А еще мне жутко понравилось, какая она смелая. На Факеле девки тоже смелые, крысопсу дикому дорогу не уступят, но все ж не такие дикие, что ли. На Пепел наши уж точно не полезут!
— Когда худо им, бегают, подлизываются, — злобно так пожаловалась Иголка. — А как здоровы — зубы скалят, в малинник тащат, и женатые тоже. Ой, у Рустема вон, три жены, у Тимура тоже, у Хасана, вот так. У наших тоже по две жены у многих… у папки моего к примеру. Но у нас все на виду, честно живут, по чужим-то бабам не шастают, вот так.
Я снова удивился. Уж такая Иголка девчонка, как скажет чо, так я и удивлюсь.
— Не знал я, что у ваших мужиков по две жены…
— Ой-ой, а ты небось враз обзавидовался, так?
— И вовсе нет.
— Да врешь.
— Факелом клянусь. Вовсе мне такого не надо.
Тут она грушу выплюнула и на меня сурьезно так глянула.
— А чего тебе надо-то?
— Такую как ты мне надо.
Ешкин медь, вот ляпнул же и сам напужался. Сижу, потею и боюсь, встанет, ведь и уйдет. А уйдет, все тогда, поминай как звали. Хрен ее на Пасеке отыщешь, там дебри такие, без портов останешься.
Но она не ушла. Косо так глянула, ага, ресницами помахала:
— Меня замуж за Фоку выдать хотят. Жена первая у него старая уже, родить больше не может…
Сказала так, спокойно вроде, вроде как про ерунду какую говорим. Мне аж кричать захотелось.
— Какой такой Фока? — говорю. — Как это… первая жена? А ты чо, второй женой пойдешь, ты сама согласная?
— Ой, а кто меня спрашивал-то? Фока — хозяин крепкий, два десятка ульев держит, скотину всякую. Откажусь — другую возьмет. Руки никто ломать мне не будет. Только другие уж не позовут. Баба не должна упрямой быть, так у нас положено.
— Слушай. У нас в том году две девки за пасечников пошли, и никто их во вторые жены не записывал.
— Так то южные пасечники, я ж те говорила. Наши мужики по две жены стали брать, после того как с нео лес делили, вот так. Мы еще с тобой не родились, когда лесничие с обезьянами на Пасеке воевали. Ой, много тогда парней-то сгинуло, вот и стали по две жены брать. А то бабы пустыми так и старились, вот так.
Я представил, что у меня две жены. Дык, если честно, я и одну представить особо не мог, но тут натужился весь. Вышло плохо. Одна жена вроде на Иголку похожая, ладная да умная. А вторая… вторая кривая да в чиреях вся, хромая та Варварка с Автобазы, не к ночи ее помянул. И чо мне, ешкин медь, с ими двумя делать, чтоб они рожи другу дружке не порвали? А Иголка ведь с Пасеки, пустит пчел серых, это твари такие, насмерть бьют…
— Ты чего хмурый? — Иголка пнула меня в бок. — Ой, а твердый како-ой, я чуть руку об тебя не сломала.
— Я не хмурый, — говорю, — просто я сурьезный и это… телигентовый.
— А что такое «телигентовый»?
— Ну… это когда… — Тут я крепко задумался. Слово-то шибко мудреное, мне его Любаха утром наскоро объяснила, чтоб я слишком тупым не казался. Ясное дело, что про телегу речь, а дальше… забыл.
— Телигентовый, — говорю, — это вот представь. Ежели, к примеру, девки на телеге едут, а телега, к примеру, в грязи застряла… а глубины там мужику по самые я… ну то есть вот посюда.