— Слава, там еще один!
Развернулся я, поймал эту сволочь на кулак. Нож уже из сапога выдернул, распорол ему пасть, в два раза шире стала. Зубы острые, зараза, едва мне кожу с пальцев не содрал. Хорошо, что я твердый.
— Они вон с той дыры лезут, с вентиляции! — Голова лихо поймал на нож мелкого червяка, брюхо пополам развалил.
Тут внизу заплюхало. Я смекнул — под полом водица, иначе гниды жить бы тут в сухости не смогли. И не черви еще взрослые, а ихние личинки. Факел горел на полу, лампа еле чадила, свету мне не хватало. Но я заметил: еще две штуки из квадратной трубы выпали, эти некрупные, может, с локоть. Выпали, об пол шлепнулись — и сразу к нам. На лбах у них вроде древесной коры, а еще по бокам плавнички. Только ни фига не рыбьи плавнички, а такие тонкие, крученые, они ими как ножками толкались. А свет им, видать, ешкин медь, без надобности, они на запах лезли!
— Голова, забери карту! — Я навалился на стол, опрокинул его на бок. Инструменты загремели, попадали, покатились. Пока рыжий вынимал листы и за пазуху прятал, я столом дыру в стенке привалил, с той стороны сразу грызть начали. Этих мелких личинок ногами подавил, потом спиной стол прижал, сволочи его почти отпихнули.
— Бежим, бежим отсюда!
Легко сказать — бежим. Лампу подхватили, в коридор выскочили — я едва на потолок не полез. Два шкафа по бокам, что прежде стояли закрытые, теперь отворились. Личинки перли на нас, не меньше десятка, и все толстые, по метру длиной, голодные, пасти нараспашку. Я привык, что они прыгают, а эти понизу ползли. На плавниках уродских своих подтягивались. Эх, как же я пожалел, что меч наверху оставил!
— Голова, держись за мной!
Хорошо, что у меня второй нож завсегда в сапоге. Это не от трусости, а привычка с детства такая, что ли. Хорошо еще, что у этих тварей ног нету да силенок на один прыжок хватает. После того как плюхнутся, полежать маленько любят, молодость вспоминают, что ли. Но вообще, они промахиваются редко, ага. Я в Лужах видал, как такие зубастики свинок у воды караулили. На что свинки дикие хитрые да осторожные, хрен к ним подберешься. А эта сволочь из зеленой воды — прыг, метра два точно летит, и точно в горло, зараз вены рвет. Никогда не мажут, дык им промазать-то нельзя. Мигом на сухом бережку порося затопчут и сожрут!
Эти тоже не промазали. Один черный мне в плечо вцепился, повис, слизью обтекает, хвостом бьет. Другой в горло целил, этого я кулаком встретил. К стенке качнулся — Голова — за мной, молодец. Вовремя качнулись, не то нечем бы мне жениться, ага. Двумя руками пошел отмахивать, штук шесть порезал, смердеть стало жутко. Стоим, прямо как на бойне, всюду ихние селезенки серые дрожат, из больших червей мелкие глисты наружу лезут, те, что у них в кишках живут. Я разбуянился, разогрелся, хорошо, меня Голова в спину стал пихать:
— Пошли, бежим, пока их мало!
Рыжий по пути дверцу железную от щитка отодрал, удобная штука, как квадратный щит.
— Ноги береги!
— Вон еще один. Дави его!
— Ты глянь, у него спина светится!
— Ага, светится. Иди, погладь его!
За первый люк выскочили, давай его за собой закрывать. А из-под пола дырявого еще ползут и ползут, спаси нас Факел. Вот они морды задрали, ножками мокрыми толкаются, и всей толпой — к нам…
— Живей, навались!
Уфф, ешкин медь, сердце чуть не выскочило. У меня оба ножа и руки по локоть в ихней слизи и крови холодной, Голова внаклонку стоит, за яйца держится и ржет.
— Ты чего такой счастливый? Порвали что ли, а ну покажь!
— Кабы порвали, не радовался бы. Но штанов кусок отхватили, дырка теперь.
За второй люк пролезли, и бегом — наверх.
— Славка, ты видел там внизу, в шкафу? Ну в щите ликтрическом?
— Чо я там должен увидеть? Я смотрел, чтоб тебе горло не прокусили.
— Там вроде кормушки было и куча костей трухлявых.
— Кто ж их кормит? Не дьякон же… — Я бежал вверх через три ступеньки и все пытался представить, как мой отец кормит крысами болотных червей. Чо-то не получалось у меня такое представить, ни в какую!
Это хорошо, что я ножи в кулаках так и сжимал. Дык пальцы-то, как сжались с перепугу, так и не растопырились пока. Берегинь было двое. Одна кинулась сбоку, из тесного тоннельчика, где висели пучками кабеля. Другая прыгнула сверху, с лестницы, целя ногами в харю.
Напали молча, одеты как мужики, в штаны и длинные легкие кольчуги. У каждой — по два клинка полуметровых, ешкин медь. Ну чо, против них я со своими ножиками смешными, как воробей против рукокрыла.
— Эй, девки, обознались, что ли? Это ж я, Твердислав, Назаров сын!
Удачно Голова дверку железную внизу оторвал. Как щитком, прикрыл меня сбоку, клинки по металлу шваркнули, аж искры полетели. Пока берегиня по новой целилась, я отмахнул ножами крест-накрест, порезал ноги той, что сверху падала. С трудом порезал, ага, успела мне промеж глаз пяткой засветить. С левой руки нож вырвался, сломался, не удержал я его. Хотел бабу шальную маленько раскрутить и об стенку, чтоб, значит, дурные мысли повышибить. Обычно неплохо помогает, ага. Но эту раскрутить не вышло, чисто змеюка, извернулась и взад отскочила. И шипит как змеюка.
— Голова, дай нож!
Та, что слева на щит напоролась, отпрыгнула — и снова молча к нам. Клинки у ней, прямо как когти сатанинские, не к ночи помянуть, ежели рыжего зацепит — все, хана ему! Я рыжего за спину себе засунул, дверцу удобнее перехватил и сбоку девке по башке как врежу! Пузо открыть пришлось, так и знал, что не удержится, на замахе в ноги мне кинется.
Порезала, сука такая, кровь из меня пошла. Но до кишок не достала, локтем маленько прикрылся. Зато какая музыка из ейной башки полилась — ну прямо райская сифония. Это Голова потом так рассказывал, мол, райская сифония полилась. Никакая не музыка, а кровища у берегини из носа и ушей хлынула, когда я ее углом железным дверным в маковку отоварил.
На бок завалилась, клинки уронила, пол ногтями скребет! Мне бы в харю ей заглянуть, кто такая. Вроде всех берегинь на Факеле знаю, хоть они особо бесед ни с кем не ведут. Дык заведено у них так, только Ольга, старшая ихняя, на Советы к дьякону ходит, а прочие на людях молчат и лица прячут. Такой уж у них постриг — хранить нефть и прочие богатства Факела, хранить сам факел, главные бумаги и власть дьяконов. Если какой бунт случится, берегини Огня своими клинками всех порежут, лишь бы дьякону угодить. Никто из парней к ним не цепляется, и малину собирать не зовут. Нельзя им с мужиками жомкаться, можно только молиться и целыми днями кинжалом махать.
Короче, не успела эта свалиться, как товарка ее вновь на меня скакнула. Я махнул ножом — мимо. Вот так бабы, не зря их дьякон в охране держит! Руку обожгло, бок обожгло другой, рубаха мокрая стала. Пока кожу до конца не пробила, но все к тому идет.
— Голова, давай беги, карту уноси, — говорю. — Ты тут мне все равно не помощник. Беги, пока я ее держу.