Демы смотрели на нас без злобы и страха, сонно, равнодушно. Для них это рутина. Даже сейчас, глядя на пиратов в упор, продолжали думать, что имеют дело со своими. Однако и у разинь случаются приступы наблюдательности. Один из стражников вдруг вытаращился на Саеда как-то странно, отвесив челюсть, затем, суетливо осмотрев выстроившихся на палубе абордажников, испуганно попятился назад. Похоже, даже закричать что-то хотел, но не успел: град арбалетных болтов и дротиков обрушился на «комитет по встрече». Трое упали сразу, один, получив несколько ранений, завыл, помчался прочь, приволакивая продырявленную ногу. Далеко не ушел — кто-то из замешкавшихся при первом залпе достал его в затылок.
«Ужас» еще швартовался, а гомонящая на все лады толпа наших воинов уже мчалась к башне. Я не сомневался, что гарнизонщики доживают свои последние минуты, и бежать следом не стал. Дождался высадки команды «Страха», остановил их инстинктивный порыв броситься вслед за товарищами:
— Стоять! Забыли приказ?! Вы бы лучше головы забыли, раз все равно ими не пользуетесь! Бегом разбиться на абордажные группы и занять окраину города. Если кто-то из охраны бросится туда, перехватить. Затем ждем, когда вернутся наши, и начинаем потрошить это место. Арисат, а ты поймай из местных кого-нибудь посерьезнее, и объясни, зачем мы прибыли. Или лучше ко мне притащи, а то знаю я, как будешь объяснять.
Раздав ценные указания, неспешно направился в сторону ближайших домов, с каждым шагом убеждаясь, что вблизи они еще более неказистые, чем это казалось издали. Стены из какой-то спрессованной, дурно выглядящей массы, из которой торчат пучки соломы, крыши глиняные, дожди, потихоньку их размывая, оставили многочисленные грязные потеки. Окон нет вообще, двери сделаны из крест-накрест связанных жердей. Зато земля под ногами на удивление чистая. Точнее, не земля, а песок. Подсыпают его, что ли?
Не думаю, что прибытие двух боевых галер явление рядовое, расстрел стражников тем более, но даже это не собрало толпы зрителей. На причале, кроме четверки ныне покойных вояк, никого не было, лишь на окраине города стояли две женщины средних лет, смотрели печально, но не успели мы подойти, как они развернулись и скрылись за ближайшим углом. Дымы, замеченные с моря, уже совсем рядом. Казалось, до них рукой можно дотянуться. А в воздухе витал знакомый мне специфический запах. Такой же ощущался возле печей Южанина.
Нет, я определенно попал туда, куда надо. Прочь все сомнения.
Но сомнения все же оставались, потому приказал бойцам:
— Приведите кого-нибудь — первого, кого встретите. Только вежливо.
Понятие вежливости у каждого свое. И пары минут не прошло, как послышался истошный крик, затем показались посланные воины. Один тащил за руку упирающегося мальчишку лет десяти, второй отгонял от него рыдающую женщину.
— Это что еще такое?! — не понял я.
— Вы просили первого, кого встретим, привести. Заметили мальчишку и привели.
— А женщина откуда взялась?
— Сама прицепилась. Наверное, мамаша.
Видимо, расслышав, что говорят о ней, женщина бухнулась на колени:
— Отдайте сына, господин! Мы честно платили налог кровью, этот ребенок наш! Отдайте!!! Умоляю!!!
— Стоп! Нам не нужен твой сын! Успокойся. Скажи, пожалуйста, уважаемая, — это место называется Железный Мыс?
— Сына отдайте!
— Да! Да! Железный Мыс! — испуганно затараторил мальчонка. — Отпустите меня!
— Отпустите его.
Освобожденный мальчуган вцепился в мать, и парочка поспешно засеменила прочь.
— Где старшины города, или как они там у вас называются? — бросил я вслед удаляющейся парочке.
В ответ — молчание: общаться со мной не желали.
М-да… Я несколько иначе все представлял. Мы как-никак освободители, нас хлебом-солью полагается встречать, цветами живыми и многообещающими поцелуями прекрасных дев.
Городок, и без того не страдавший многолюдностью, вымер окончательно. Даже птицы, по-моему, стали чирикать вполголоса. Положение спас Арисат, притащив какого-то худющего мужичка с изнеможенным лицом, которое еще более уродовала нелепая козлиная бороденка.
— Вот. Старший у них. Вроде бы, — неуверенно пояснил бакаец.
На старшего мужик, если откровенно, не тянул. Разве что старостой туберкулезной палаты такого назначить, причем это будет пик его карьеры. Но разговор все же начал на уважительной ноте:
— Здравствуйте. Я — Дан, страж, а это мои солдаты. А вы кто?
— Я? Я — Удий, староста медеплавильщиков.
— Очень рад знакомству. Удий, мы пришли вас освободить.
— Меня? — изумился козлобородый. — Шутите, господин? И чем же я такую милость заслужил?
Затем староста счел нужным бухнуться на колени и уныло произнес:
— Если и шутите, все равно благодарствую за милость, господин.
— Да не господин я! Не дем! Я — страж! Видите на причале мертвых солдат? Это мы их убили. Мы враги демов и пришли освободить вас всех.
— Давно пора было этих дармоедов порубить, — нерешительно поддакнул Удий. — Спасибо, господин. Надеюсь, новая стража будет куда лучше прежней.
— Вы не поняли! Мы — не демы!
Вдруг из толпы воинов выскользнул Нюх и попросил:
— Позвольте мне ему пару слов сказать?
— Ну попробуй, — позволил я, раздумывая, как бы мне вбить в голову этого до идиотизма запуганного мужичка хоть немного истины.
Нюх начал неожиданно:
— Эй, Удий, или как там тебя, морда ты козлиная. Помнишь Склафа из Магуда?
Староста несмело поднял голову и настороженно произнес:
— Помнить помню, но куда он подевался, сказать не могу. Уж сколько раз спрашивали и даже били неоднократно, чтобы говорил больше. Стар я, слаб, болею часто, могу и вовсе помереть, если ребра опять пересчитают. Кто тогда будет за обжигом следить, ведь я лучше всего это умею делать, со мной из руды столько металла выходит, сколько ни у кого не получается.
— Не нужны мне твои трухлявые ребра, уймись. Склаф отсюда когда пропал?
— Да уж я и позабыл. Было это в тот год, когда новую домну поставили на восточной линии. Потом еще приемщик Гация лицом в чугун расплавленный окунул за брак и свою руку едва при этом не сжег. Это было как раз на другой день после того, как Склаф исчез.
— Я спрашиваю, сколько прошло с той поры, экий ты болтун непонятливый!
— Так я и говорю, что точно не припомню.
— Ну хоть приблизительно помнишь?
— Года три, а то и больше.
— С тех пор ты Склафа не видел?
— Чем хотите поклянусь: не видел!
— А я вот его видел полгода назад.
— Где?!