– Увы, – сказал Таф. – «Ковчег» – большой корабль, и они могут резвиться где угодно. Да и к тому же вмешательство в их сексуальное общение по сатлэмским понятиям было бы непростительным проявлением антижизни. Я бы не решился на подобное нарушение ваших устоев. Кроме того, вы не раз подчеркивали, что для вас самое главное – время, так как на карту поставлено слишком много человеческих жизней. Следовательно, я думаю, нам лучше без промедления начать работать.
Едва заметным движением руки Таф нажал на кнопку. Часть длинного стола исчезла. Через несколько секунд на ее месте, прямо напротив Толли Мьюн, поднялось растение.
– Перед вами манна, – сказал Таф.
Растение находилось в низком и широком горшке с землей. Это был спутанный клубок из бледно-зеленых вьющихся стеблей, живой гордиев узел. Усики густо переплетались между собой и свисали из горшка. На стеблях друг за другом располагались густые пучки листьев. Листья были маленькие, размером с ноготь, их глянцевую зеленую поверхность покрывала сетка тоненьких черных прожилок. Толли Мьюн протянула руку и потрогала один листик. На пальцах остался мелкий порошок, покрывавший его обратную сторону. Между пучками листьев с ветвей свисали гроздья больших белых плодов, похожих на нарывы, – к центру растения они были крупнее и более гнойные на вид. Один, наполовину скрытый листьями, был величиной с мужскую ладонь.
– Ну и уродец, – высказал свое мнение Рэч Норрен.
– Не понимаю, зачем было нужно объявлять перемирие и лететь так далеко. Неужели только для того, чтобы полюбоваться на это гноящееся тепличное диво? – подал голос скраймирец.
– Лазурная Троица теряет терпение, – прошептало облако.
– В этом уродце что-то должно быть, черт возьми, – сказала Тафу Толли Мьюн. – Объясните нам. Манна, вы сказали? Ну и что же?
– Она накормит сатлэмцев, – ответил Таф. Дакс мурлыкал.
– На сколько дней? – спросила женщина с Мира Генри. В ее сладком голосе сквозил сарказм.
– Первый Советник, если вы соизволите сорвать какую-нибудь «опухоль» покрупнее и попробовать ее, вы обнаружите, что у нее восхитительно сочная и вполне сытная мякоть, – сказал Таф.
Толли Мьюн, состроив недовольную гримасу, потянулась к растению. Она выбрала самый большой плод. На ощупь он был мягкий и мясистый. Плод легко оторвался от стебля. Она разломила его руками. Ощущение было такое, словно это свежий хлеб. В самой середине находился мешочек с темной вязкой жидкостью, которая медленно и как бы успокаивающе колыхалась. Ноздри заполнил чудесный запах, у нее потекли слюнки. Она немного поколебалась, не решаясь попробовать плод, но пахло уж очень вкусно. Она откусила кусочек, прожевала, проглотила, откусила еще, потом еще. Еще один кусок – и от плода ничего не осталось. Толли Мьюн слизала с пальцев вязкую жидкость.
– Молочный хлеб, – сказала она. – И мед. Жирновато, но вкусно.
– И никогда не приестся, – добавил Таф. – Жидкость в середине каждого плода имеет слабое наркотическое действие. Она разная в каждом растении, ее аромат зависит от состава почвы, на которой оно растет, и от генетических свойств самого растения. Вкус очень разнообразен, и диапазон можно еще расширить путем скрещивания.
– Погодите, – громко сказал Рэч Норрен. Он ущипнул себя за щеку и нахмурился. – Значит, этот, так сказать, хлеб с медом чертовски вкусен – конечно, конечно. Ну и что? Значит, у сати будет кое-что на закуску после того, как они сделают новых маленьких сати. Подходящая штука, чтобы развеять скуку при покорении Вандина. Извините, ребята, но мне пока аплодировать не хочется.
Толли Мьюн нахмурилась.
– Он груб, – сказала она, – но прав. Вы ведь и раньше давали нам чудесные растения, Таф. Омнизерно, помните? Нептунова шаль. Джерсейские стручки. Разве эта манна чем-то от них отличается?
– Отличается, – ответил Хэвиланд Таф. – Во-первых, раньше мои усилия были направлены на то, чтобы сделать более эффективной вашу экологию, чтобы увеличить выход калорий с ограниченных площадей, выделенных на Сатлэме для сельского хозяйства, так сказать, получить большее с меньшего. К сожалению, я не учел порочность отдельных представителей человечества. Как вы сами мне сообщили, ваша продовольственная цепочка далека от того, что я предлагал. Хотя у вас есть мясные звери, которые дают вам белок, вы продолжаете выращивать и кормить стада бесполезных животных только потому, что некоторым вашим богачам больше нравится их вкус. Точно так же вы продолжаете выращивать омнизерно и нанопшеницу ради кулинарного разнообразия и гурманства, между тем как джерсейские стручки дали бы вам больше калорий с квадратного метра. Короче говоря, сатлэмцы по-прежнему предпочитают гедонизм рациональности. Пусть так. Вкусовые качества манны уникальны. Когда сатлэмцы ее попробуют, она непременно им понравится.
– Может быть, – с сомнением произнесла Толли Мьюн. – Но все-таки…
– Во-вторых, – продолжил Таф, – манна растет очень быстро. Экстремальные трудности требуют экстремальных решений. Манна – именно такое решение. Это искусственно созданный гибрид, своего рода генетическое «лоскутное одеяло», сшитое из кусочков ДНК с десятков планет. Среди его естественных предков хлебный кустарник с Хафира, так называемый «ночной сорняк» с Ноктоса, гулливерские сахарные мешочки и специально улучшенная разновидность кудзу с самой Старой Земли. Как это ни удивительно, манна вынослива, не нуждается в специальном уходе и способна с поразительной быстротой изменить всю экосистему.
– Как изменить? – резко спросила Толли Мьюн.
Таф слегка шевельнул пальцем, нажав на светящуюся кнопку на ручке своего кресла. Дакс замурлыкал.
Включился свет.
Толли Мьюн моргнула и в изумлении широко раскрыла глаза.
Они сидели в центре огромного круглого зала диаметром с полкилометра. Свод потолка-купола возвышался над их головами на добрую сотню метров. Позади Тафа на стенах располагалось с десяток экосфер, открытых сверху и заполненных землей. В каждой был свой тип почвы – рыхлый белый песок, плодородный чернозем, жесткая красная глина, голубой кристаллический гравий, серо-зеленый болотный ил, мерзлая почва тундры. В каждой экосфере росло по одному побегу манны.
Они все увеличивались и увеличивались в размерах.
В центре растения достигали пяти метров в высоту; их вьющиеся стебли густо переплетались. Усики свисали к полу в полуметре от Тафа. Плети манны покрывали три четверти стен зала. Ветви как-то ухитрялись прицепиться к белому металлопластовому потолку, наполовину закрывая лампы, так что на пол отбрасывалась кружевная тень. Профильтрованный листьями свет казался зеленоватым. Повсюду зрели плоды. Большие белые стручки размером с человеческую голову свисали со стеблей над послами, выглядывали из пучков зелени. Один стручок шлепнулся на пол с мягким мокрым звуком. Теперь Толли поняла, почему эхо звучало так глухо.
– Эти образцы, – бесстрастно заявил Таф, – выросли из спор, посеянных около двух недель назад, перед моей первой встречей с многоуважаемым Первым Советником. В каждую экосферу я положил по одной споре; за это время я ни разу их не поливал и не удобрял. Если бы я это сделал, растения были бы не такими маленькими и чахлыми, как эти.