– Мясные звери, – поправил его Таф, – хотя признаю, что в названии «мясные горы» что-то есть. У вас талант придумывать выражения красочные и запоминающиеся, Первый Советник.

– Все это, – упрямо продолжал Блэксон, – весьма радикально, Таф. Мы имеем право ожидать и радикального улучшения ситуации.

Несколько преданных ему слушателей начали подбадривать его криками.

– Но, может быть, – сказал Первый Советник, – я неправильно понял ваш прогноз?

– Первый Советник, – возразил Таф, – и народ Сатлэма, вы поняли правильно. Если вы примете все мои предложения, то вы действительно отсрочите катастрофу. Отсрочите, сэр, но не предотвратите ее. У вас будет массовый голод через восемнадцать лет, как указывают ваши нынешние прогнозы, или через сто девять, как свидетельствует мой прогноз, но будет он практически наверняка. – Таф поднял палец. – Единственно верное и постоянное решение этой проблемы следует искать не на борту моего «Ковчега», а в умах и чреслах каждого отдельного сатлэмского гражданина. Вы должны взять в привычку воздержание и немедленно ввести контроль за рождаемостью. Вы должны немедленно прекратить огульное деторождение!

– О нет, – простонала Толли Мьюн. Она вдруг поняла – сейчас что-то случится, вскочила и побежала к Тафу, зовя на помощь охрану. И тут началось нечто невообразимое.

8

– Спасать вас уже входит у меня в привычку, – сказала Толли Мьюн много позже, когда они вернулись в надежное место – на челнок Тафа «Феникс», спокойно стоявший на своем месте, на ветке шесть. Снаружи его охраняли два отряда службы безопасности в полном составе, вооруженные нервно-паралитическими карабинами и танглерами. Они удерживали на расстоянии все прибывающую шумную толпу.

– У вас есть пиво? – спросила Толли Мьюн. – Я бы с удовольствием выпила.

О том, как они бежали на корабль, страшно было вспомнить. С обеих сторон их прикрывали охранники. Таф двигался какими-то странными неуклюжими прыжками, но с поразительной скоростью.

– Ну, как вы? – спросила Толли Мьюн, когда они оказались в безопасности.

– Тщательное мытье удалило большую часть плевков с моей фигуры, – отозвался Хэвиланд Таф, с достоинством усаживаясь в кресло. – Пиво в холодильнике под игровым пультом. Пожалуйста, пейте, сколько хотите. – Дакс стал царапать Тафу ногу, вонзая коготки в ткань голубого комбинезона, в который тот переоделся. Таф нагнулся и взял его на колени. – В будущем, – сказал он котенку, – ты будешь сопровождать меня повсюду, чтобы заблаговременно предупреждать о подобных нападениях.

– Черт возьми, в этот раз я сама могла бы предупредить вас заблаговременно, – сказала Толли Мьюн, открывая пиво, – если бы вы сообщили мне, что намереваетесь осудить нашу веру, нашу церковь и вообще весь наш образ жизни. Что же вы думали, они вам медаль дадут?

– Я бы удовлетворился бурными, продолжительными аплодисментами.

– Я вас предупреждала давным-давно, Таф. Антижизнь непопулярна на Сатлэме.

– Я протестую, – возразил Таф. – Я убежденный сторонник жизни. В своих чанах я каждый день создаю жизнь. Я испытываю отвращение к смерти, я нахожу энтропию ужасной, и если бы меня пригласили посмотреть на гибель вселенной, я бы наверняка сослался на занятость. – Он поднял палец. – Тем не менее, Начальник порта Мьюн, я сказал то, что должен был сказать. Неограниченное деторождение, которое проповедуется вашей Церковью Эволюционирующей Жизни и практикуется большинством сатлэмцев, за исключением вас и других «нулевиков», – бездумно и безответственно. Оно ведет к тому, что ваше население увеличивается в геометрической прогрессии, и это наверняка погубит вашу гордую цивилизацию.

– Хэвиланд Таф, пророк конца света, – сказала со вздохом Толли Мьюн. – Бродягой-экологом и любовником вы нашим гражданам нравились больше.

– Куда бы я ни приехал, везде я нахожу, что героям грозит опасность. Может быть, с эстетической точки зрения я выгляжу гораздо приятнее, когда изрекаю утешительную ложь, сдобренную фальшивым оптимизмом. Желание видеть вещи не такими, какие они есть, а такими, как хочется, – симптом серьезной болезни сатлэмцев. Вам пора посмотреть правде в глаза, будь это мое безволосое лицо или неизбежность голода в будущем.

Толли Мьюн отпила глоток пива и окинула Тафа долгим взглядом.

– Таф, – начала она, – вы помните, что я говорила вам пять лет назад?

– Насколько я помню, вы много чего говорили.

– В конце, – нетерпеливо перебила она, – когда я решила помочь вам бежать на «Ковчеге», вместо того чтобы помочь Джозену Раэлу отнять у вас корабль, вы спросили меня, почему я это сделала, и я вам это объяснила.

– Вы сказали, – вспомнил Таф, – что власть разлагает, что абсолютная власть разлагает абсолютно, что «Ковчег» уже разложил Первого Советника Джозена Раэла и его соратников и что биозвездолету лучше оставаться у меня, потому что я неподкупен.

Толли Мьюн вымученно улыбнулась.

– Не совсем так, Таф. Я сказала, что, по-моему, неподкупных людей не бывает, но если они и есть, то вы – один из них.

– Да, вы говорили именно так, – ответил Таф, поглаживая Дакса. – Признаю свою ошибку.

– Теперь же вы меня удивляете, – сказала она. – Вы знаете, что вы сейчас сделали, там? Для начала – вы свергли еще одно правительство. Крегу этого не пережить. Вы заявили на весь мир, что он лжец, что он скрыл от граждан планеты, что им скоро угрожает голод, несмотря на Тафов Расцвет. Может быть, это и справедливо: вы привели его к власти, вы же его и свергли. Похоже, когда вы приезжаете, советники долго не удерживаются. Но это бы ладно. Плохо то, что вы заявили тридцати миллиардам членов Церкви Эволюционирующей Жизни, что их вера – мыльный пузырь. Вы утверждаете, что сама основа технократической философии, на которой веками строилась политика Совета, ошибочна. Нам повезет, если на следующих выборах не вернутся эти чертовы экспансионисты, а если они победят, то это будет означать войну. Вандин, Джазбо и другие союзники не потерпят еще одного экспансионистского правительства. Возможно, вы испортили карьеру и мне. Опять. Если только я не приму меры, как в прошлый раз. Вместо звездной возлюбленной я теперь старая сварливая чиновница, любящая приврать о своих любовных похождениях, и, кроме того, я способствовала антижизни. – Она вздохнула. – Вам как будто непременно нужно, чтобы я была опозоренной. Но это ерунда, Таф. О себе я сумею позаботиться. Главное – это то, что вы взяли на себя смелость диктовать политику сорока миллиардам людей, имея лишь приблизительное понятие о последствиях. По какому праву? Кто вам позволил?

– Я убежден, что всякий человек имеет право говорить правду.

– И право требовать, чтобы это транслировалось на весь мир? Откуда же взялось это дурацкое право? – возмутилась она. – На Сатлэме несколько миллионов человек принадлежат к фракции «нулевиков», в том числе и я. Вы не сообщили ничего нового, о чем бы мы не говорили годами. Вы просто сказали об этом громче.