— А ты меня принимаешь за дуру? — улыбнулась она. — Если тебя это действительно интересует, то я стараюсь каждый свой поступок оценивать с точки зрения всеобщей пользы. И мне намного легче жить, чем тебе. Я как тот волшебный паровозик, что сам превращается в электровоз...
Некоторое время я таращился на нее и только разевал рот. В башке вертелись бессвязные обрывки мыслей, вспоминались какие-то секты, куда заманивают добрыми посулами, вспомнилась передача про монашек, которые добровольно ездят в Африку лечить проказу, и все такое...
— И когда ты станешь электровозом? — наконец нашелся я.
— Очень нескоро, — серьезно ответила Лиза. — Невозможно достичь гармонии в одиночку.
— Но когда-нибудь станешь?
— Обязательно.
— И что тогда? Воспаришь?
— Ах, вот ты о чем? — Макина ловко сделала вид, что не замечает издевки. — Тебе требуется материальное доказательство? Боишься продешевить? Вдруг начнешь творить добро и не получишь никакой отдачи, да, Саша? Вам всем так хочется поверить во что-то высокое, но при этом получить взамен хоть маленькое чудо? — Она задумалась и как-то даже погрустнела, но потом снова улыбнулась. — Хорошо, Сашенька, я готова дать тебе доказательства.
— Доказательства чего?
— Я могу показать тебе, на что способен мыслящий разум, если он не подчиняет себя желудку и железам внутренней секреции.
Краснеть дальше мне было некуда, разве что порвать себе физиономию и измазаться кровью снаружи.
— Это мы проходили, — грубовато заявил я. — Классе в третьем. «Человек — звучит гордо », и прочая туфта.
— Хорошо, а как ты считаешь, почему человек устроен именно так? Зачем ему такой сложный мозг, глаза, уши, обоняние?
— Ну, это... Познавать мир! — брякнул я и даже загордился собственной прозорливостью, поскольку Лиза снова хлопнула в ладоши.
— «Человек» звучит точно так же, как слово «паровоз», — сказала Лиза. — Но если собрать миллиард паровозов, получится огромная куча бесполезной стали, и мир эта куча не познает. Но всего тысяча доброжелательных, свободных от ненависти и подозрений людей способны овладеть любым знанием.
— И ты знаешь, где найти хотя бы тысячу таких героев?
— Больше чем тысячу. Я выросла и долгое время жила в таком обществе.
«Как же, — подумал я, — видели мы, где ты выросла. Ни дорог, ни телефонов, небось, баптисты какие-то...»
— Заметано, — сказал я. — Давай свое доказательство. Ну, что добрым людям, не таким, как я, знания даются легче!
— Попробуй предложить что-нибудь сам, — скромно сказала Лиза.
— Да вот, хотя бы... — Я пометался взглядом по стенам театрального буфета, и тут меня осенило. — Ты в шахматы умеешь играть?
Видать, у того театра, где мы были, своей сцены пока не имелось, и выступали они в обветшалом Доме культуры. Так что на стенках были развешаны плакаты насчет всяких там кружков, секций и прочая лабуда. В том числе и большое объявление о шахматном турнире.
Сколько времени прошло с того дня, а до сих пор, как вспомню — так жутко стыдно становится. Повел я себя, конечно, как сопляк...
— Шахматы?.. — рассеянно переспросила Макина, и я злорадно ухмыльнулся про себя, что подловил эту зазнайку. — Шахматы... Ведь это игра основана на логических построениях?
— Еще бы! — говорю. — Это тебе не картинки разглядывать, тут думать нужно.
— Пойдем, — просто сказала Лиза. — А ты мне объяснишь правила игры? Я читала, но никогда не пробовала.
Тут мне стало неловко: я четко видел, что она не врет, но отступать было поздно. Лиза уже запихнула в карман бутылочку с водой и поджидала меня. И мы потопали по скрипящим паркетам Дома культуры в дальний флигель, где собирались яйцеголовые шахматисты. Оказывается, в то воскресенье у них намечался сеанс одновременной игры, и участвовали не все желающие, а только члены их тусовки. Пускали всех, а за столиками сгорбились человек двенадцать, остальные сбились в кучу, листали блокнотики и переговаривались шепотом. Я слегка прибалдел, когда увидел, сколько народу прется от этих шахмат. То есть мы играли иногда, у Гошки даже часы специальные есть, чтобы на скорость лупить, так что правила я помнил. Самое забавное, что там не только пердуны собрались с палочками, но и молодняка достаточно, и девчонки были.
Начал я Лизе правила объяснять. Она кивает так рассеянно, а сама следит за теми, кто на скорость режется. Там комната здоровенная, в углу на двух столах и прямо на скамейках играли «вне конкурса», хохотали даже иногда. Остальные сидели в ряд, и я уже решил, что они заканчивают — фигурки ссыпали, обсуждали, руками махали. Ну, думаю, кажись, нас пронесло... Но не тут-то было! У них, оказывается, одна команда сменяла другую, а против всех собирался играть настоящий гроссмейстер.
Поглядел я на этого гроссмейстера и Лизу тихонько за рукав потянул, мол, пошли отсюда, верю, что знание — сила, но ни к чему дурнями себя выставлять. Сразу видно, что мужик серьезный, раз против десятка местных заправил выступить надумал. Только Макина — ни в какую.
— Мне интересно попробовать, — говорит. — И я тебе благодарна, что меня сюда пригласил. Попроси, пожалуйста, чтобы мне разрешили принять участие.
Там дедок такой седенький суетился, за распорядителя. Не успел я опомниться, как Лиза меня к нему подтащила, а сама, скромненько так, в сторонке тусуется. Ну, делать нечего, говорю: так и так, приехала девушка, из далекой Сибири, очень ненадолго. Горит желанием вступить в ваше шахматное братство, если надо, мы оплатим, и все такое...
Дед разулыбался, башкой крутит, а Макину не видит, хотя она в двух шагах стоит. Пока я его носом в нее не ткнул, не замечала.
— Никаких денег не надо, — смеется. — Сейчас я попробую согласовать этот вопрос. А где вы, барышня, занимались?
— Очень маленький город, под Красноярском, — влезаю я, чтобы Макина не успела ляпнуть, что она впервые доску шахматную видит. — Там, у себя, она занималась в шахматном кружке при Доме творчества юных!
Дед только крякнул, но поплелся согласовывать. Пока бродил, Лиза не отрываясь следила за чужой игрой, а я слонялся из угла в угол, проклиная себя за тупость. Теперь как пить дать застрянем тут еще на час, а скукотища жуткая! Ладно, сказал я себе, одна надежда, что Макина вылетит на первой минуте, и пойдем мы дальше — толковать о гармониях и красоте...
Но уже четверть часа спустя мои представления о скуке и о времени коренным образом переменились...
— Что вам сказать, молодые люди? — возвратился грозный старикашка. — Здесь турнир не для начинающих, вы не участвовали в отборочном туре на выход в финал района... Но так уж и быть, коллеги не возражают, поставим вам еще один столик.
И Лиза села играть. Несколько раз она меня переспросила, что да как, перепутала ладью с офицером, но когда я по памяти попытался ей показать правила рокировки, сосед слева посмотрел на нас как на двух кретинов. Пришлось мне заткнуться и отступить к стеночке.