— Обезьяны, — исчерпывающе высказался Большой Д.
— Я не умею читать мысли! — процедил Грегори.
— Убежало девять штук, — пояснил полковник. — Такое агрессивное поведение им абсолютно несвойственно.
— Неужели? — поднял брови координатор. — Обезьянами можете заняться в свободное время, если они вас так увлекают. Мистер Юханссон, скажите: вашему непосредственному заму, научному руководителю проекта, свойственно лазать по крышам?
Юханссон понял, что кошмар не закончился. Он не знал, что ответить. Всё то время, пока продолжался этот неприятный разговор, руководители проекта семенили за генералом, пока он не пересек гравийную дорожку и не остановился на середине клумбы. Грегори молча взял обоих подчиненных под локти и развернул в сторону первого корпуса — старейшего и самого красивого здания на территории университета. Восходящее солнце отражалось в стрельчатых окошках готических башенок; на заре фасад первого корпуса походил на загадочный рыцарский замок, утопающий в зелени и обрывках тумана.
— Выше, мистер Юханссон!
— Проклятье! Что они там делают?
— Вы меня спрашиваете? — Грегори, сощурясь, смотрел вдаль, туда, где на коньке крыши, возле громоотвода, стояли две крохотные фигурки. — Наш усердный шериф кинулся ловить обезьян, а обнаружил на крыше профессора Пендельсона, занимающегося сексом с лаборанткой.
— Что?!
— Они даже не пытаются скрываться. Что вы стоите, Тимоти? — В голосе Грегори звенела ярость. — Отправляйтесь на крышу, пока не прибыла пожарная команда. Или будете ждать, пока они спрыгнут?
— Да, но… как я туда залезу? Я не смогу, там почти вертикальная стена…
— Доктор Пендельсон старше вас на четырнадцать лет, — прошипел Грегори. — Ступайте и общайтесь с ним, пока не прибудут верхолазы. И вы тоже! Кивнул он в сторону Большого Д.
— Джек?
— Да, милая? — Пендельсон, заложив руки за спину, прогуливался босиком по тонкому наклонному швеллеру, удерживающему одну из каменных скульптур.
— Смотри! По-моему, там Юханссон, и с ним еще кто-то…
— У тебя удивительно острое зрение, — Пендельсон шагнул на крышу, в три прыжка преодолел расстояние до козырька, где сидела девушка. — Да, похоже на то… Я уже устал их ждать.
— Джек, я хочу есть, — капризным тоном произнесла Квинси. Она болтала голыми ногами над восьмидесятифутовым обрывом. — Ты обещал мне достать еды.
— Я же загнал для тебя целого мамонта, моя царица!
Джек спрыгнул на карниз, шутливо набросился на девушку сзади, повалил на спину. Она с хохотом отбивалась.
— Ты называешь мамонтом эти жалкие чипсы из автомата?
— Жалкие чипсы? — Пендельсон укусил Сьюзан за ухо. — А как насчет бананов? А ливер, предназначенный для бедных крыс?
— Джек… — Сьюзи обняла профессора за шею. — Джек, я так рада, что мы вместе.
— А я до сегодняшнего дня и поверить бы не смог, что на такую развалину, как я, обратит внимание красивая девчонка.
— Ты не развалина! Ты дашь фору десятку молодых!
— Ах, вот как? У тебя такой большой опыт? Ты уже меришь мужчин десятками?
— Джек, я так боюсь…
Сьюзан высвободилась из его объятий, поправила волосы. Первый раз Пендельсон видел ее без дурацкой заколки и без шапочки. Оказалось, что у Квинси прекрасные локоны. В огромных голубых глазах отражалось утреннее небо. «Как бы то ни было, — подумал Большой П., — даже если я ошибся и сегодня для меня всё закончится, дело того стоило. Я получил свой кусочек любви…»
Они устроились рядышком, свесив ноги над пропастью. Далеко внизу зеленела клумба. К веренице полицейских автомобилей добавилась пожарная машина и два автобуса местных телестудий. Трое мужчин, беседовавших на лужайке, разделились. Один, высокий, в черном пальто, направился к «ламборджини», которую угнал Бентли, двое других, размахивая руками и ругаясь на ходу, повернули в сторону первого корпуса. Теперь Пендельсон узнал их.
Высота его не пугала. Пендельсон переживал только, что у него слабые руки. Вестибулярный аппарат действовал безукоризненно. И Джек, и Сьюзи без всякого страха преодолевали самые опасные места, но проделать прочие трюки не позволяли нетренированные конечности. Джек всё уверенней ощущал свое тело, мог уже несколько раз подтянуться на перекладине, но до акробатики было еще далековато. Другим любопытным подарком Пандоры стало обоняние. Он и не подозревал, какое количество запахов кружится в воздухе! Даже здесь, на крыше, с которой открывался восхитительный вид на просыпающийся город, нос профессора улавливал десятки разнообразных ароматов. Он стал лучше слышать, обострились реакции.
Потенция не просто восстановилась, Джека буквально преследовал непрерывный шквал плотских желаний. Но было еще кое-что. Он пока не мог дать этому новому ощущению точного определения. Это было… Это было возвращением в детство, возвращением в бесшабашное время вседозволенности и зовущих надежд. Ему безостановочно хотелось двигаться, прыгать, плясать и всячески чудить. Мотор в груди с бешеной быстротой разгонял кровь по сосудам.
Джек больше не помышлял о том, что может что-то не успеть в жизни, что не сумеет завершить работу, что память его ослабнет и мозг перестанет извергать идеи. Он больше не вспоминал о смерти! О какой смерти, о каких болезнях могла идти речь, когда с каждой минутой он чувствовал, как становится крепче и моложе! Разве могли теперь волновать его дурацкие научные дрязги, сплетни и разборки с начальством, когда открывался такой замечательный, свежий и прекрасный мир? Когда рядом с ним была великолепная женщина, которая наверняка нарожает ему детишек! Деньги? Деньги заботили его меньше всего. С новыми способностями он не видел больше смысла получать жалованье. Этот болван Бентли оказался прав в одном: надо просто жить. Пусть все живут, как им хочется, ведь это так прелестно и здорово — жить и ни к чему себя не обязывать! Они уедут с Сьюзи, уедут на юг, они прекрасно прокормятся и в амазонских джунглях; неужели такая большая, добрая планета не приласкает своих детей? Пусть жалкие крючкотворы, которым это нравится, влачат дни в своих пыльных кабинетах, пусть и дальше вдыхают выхлопные газы, это их проблемы!
А если Сьюзи не понравится жить в лесу, они отправятся в путешествие, посетят Европу, Гималаи или осядут в России, среди немного странных русских. Какая разница?! Им везде будут рады, и всегда найдутся люди, готовые поделиться с ними кровом и едой. А если они не захотят делиться, если окажутся жадными и глупыми, тогда… Тогда он возьмет сам то, что сочтет нужным.
Но Джек совершенно точно знал одно: он никогда не возьмет ничего лишнего, только то, что необходимо ему для поддержания непрерывной череды радостных дней.
Радость. Да, пожалуй, это самое верное слово. Пандора возвратила ему радость жизни, которую он оставил далеко позади, забыл в собственном детстве, променял на учебники в колледже…
Но он не сошел с ума. Нет-нет, свихнуться было бы совсем некстати. Он слишком хорошо понимал, что они с Квинси не могут убегать до бесконечности, рано или поздно их поймают и ненароком могут пристрелить. Случайно. Найдется какой-нибудь ретивый дурак, примет их за опасных злодеев и нажмет на курок. Им следует побольше общаться с людьми, тогда прозреют и другие, но это будет лишь капля в море. Пендельсон не мог это объяснить Пандоре, Сенеке и остальным: несмотря на быстрое развитие, они оставались на ступеньку ниже человека.