Она призвана, она сумела услышать зов благодетеля, помоги ей разбудить… Майя забыли мудрость Змея, он поразил их поля смертельной жаждой, у тыквы сгорали корни, а бобы превращались в пыль, скот покрывался черными язвами, слишком поздно было умолять бога о спасении… Пришли тольтеки, голодный народ, поклонившийся Кукулькану, что плыл над водой в золотой лодке, заслоняя своим сиянием солнце… И могучий Кетцалькоатль в бесконечной, суровой милости своей вдохнул в Кукулькана силу, вложил язык свой ему в горло и повелел вести народ свой к свету… Майя не успели; жадные, глупые жрецы не поняли…
И опять прошло много раз по пятьдесят два, и опять поднялись сытые города, и те, кто принял учение и понимал язык звезд, говорили людям о Великой жертве, о том, как соединить времена, и самые мудрые из них понимали язык травы и могли спать ночью в лесу, греясь о тело дикой пумы, но и они не умели понять желаний Верховного… А худшие, боясь власти сияющего бога, призвали с небес коварного Тецкатлипоку, и тот обманом принудил дряхлого, уставшего Кукулькана на грех с сестрой. Сказали тогда худшие: «Нет больше истины в словах того, кто сам несет грех…» Сел тогда Кукулькан в лодку и уплыл от народа своего, и вернулись страшные годы, потому что снова не поняли люди, как велик и мудр был правитель их, ибо хотели лишь иметь больше бизонов, и кукурузы, и женщин…
И сменились многие времена, но уже не доставалось людям милости ягуароликого, и кровь их жертв долго проливалась напрасно, селились гремучие змеи в камнях усыпальниц, и повторилось всё снова, ибо никто не хотел слушать мудрых. А шел народ за теми, кто говорил: «Зачем нам призывать Великого, чтобы он вернулся? Наши поля полны два раза в год, наши стада огромны, наши воины сильны, а женщины — многоплодны…» И исчезали они так же, оставался лишь пепел их костров, и проросла трава на месте их священных могил… Исчезали многие племена, и никто не вспомнит, как жили они и как уступили щедрые земли Чибильчальтуна племени ацтеков…
Я старательно транслировал Инне всю эту абракадабру, непрерывно стреляя взглядом по сторонам. Покамест всё оставалось спокойно, но Анита слабела на глазах, и мне приходилось всё ниже наклонять ухо к ее шамкающей волосатой мордочке. Моя рука, зажимавшая рану, совершенно онемела. Я хотел сменить колено, подложить что-нибудь, но карлица вскрикнула так жалобно, что я оставил эту идею. Инна слушала с открытым ртом; я припомнил, что еще раньше, пока катили по Франции в автобусе, она мне что-то подобное рассказывала. Ну конечно, она же столько времени мечтала сюда попасть! Само собой, эти мифические байки хорошо известны ей; так какого черта в сто первый раз выслушивать их, вникая в предсмертное бормотание уродца? В том, что Аните оставалось максимум полчаса, я не сомневался. Спасти ее я не мог, даже если бы сдал всю кровь. Спасти ее уже не смогла бы никакая реанимация.
Тем не менее девчонка застыла, точно заколдованная. Слушала меня, а глядела, не отрываясь, карлице в лицо и баюкала нежными ручками старческую складчатую лапку. Парни тоже затихли, развесив уши. Юджин понимал прекрасно, даже поправлял меня иногда, когда бабка сбивалась на жаргон или путалась и переходила на индейский диалект. По-моему, эта болтовня для него была вроде продолжения его научных опытов, он уселся подле на корточки и напряженно ловил каждое слово. «Ладно, — сказал я себе, — ладно, еще пару минут». С другой стороны, нести ее всё равно невозможно, умрет на руках.
— Переведи ей, гринго, пор фавор… Это трудно, вернуть древние знания майя. Были умные жрецы, которые пытались. Они искали хранителей мудрости, давали им кров и вводили в храмы. Среди них были и последние потомки древних народов; среди них были и те, кто нес знания о божестве и о том, для чего Верховный создал в своей милости землю и всё сущее. Таких мало слушали, над ними смеялись, но не убивали, а наиболее мудрые из вождей приближали их к себе и велели учить других, тех, чей разум искал ответов. И наступили снова годы благоденствия, за которыми всегда шла смерть, потому что сто тысяч воинов и самый тучный скот не могут победить смерть, а победить ее можно иначе, приняв язык бога.
Пришло время, когда наступил тяжелый год, и кукуруза не рождалась, и вода в реках стала ядом.
Тогда в священном городе Паленке, где духи могучих майя, некогда правивших там, выходят ночами из подземного царства и встречаются с живыми, собрались многие мудрецы и цари и стали говорить. И пришли также жрецы из храмов Ушмаля, города пирамид; пришли из священного города Чеченица и из других храмов; и всем хватило места, и не стало вражды, хотя не было доселе такого дня, чтобы мирно собирались духи и божества разных народов. Сказали тогда мудрые из мудрых: «Надо вознести Великую жертву и призвать назад, к народам своим, дух солнцеподобного Кетцалькоатля, потому что он не оставил нас, а просто спит, и дыхание его слышат раз в пятьдесят два года немногие оставшиеся. Найти надо женщин народа майя, в которых живут духи, умеющие разбудить бога!» Но были боязливые, они сказали: «Мы вознесем Великую жертву, но зачем нам собирать по всей земле глупых женщин, разве мы хотим, чтобы они правили народами?» Они говорили еще так: «Птица живет на деревьях, рыба в океане, человек — на земле Чибильчальтуна, а боги живут на небе и под землей. Рыба не может ходить по суше, птица не может стать человеком, как же человек может стать вровень с богами?» Долго они спорили, и слова тех, кто боялся за свое богатство, были пусты, но никто не мог взять верх в этом споре…
Тем временем год Великого бога прошел, и оставалось ждать снова почти целую человеческую жизнь, но спустя время появились из-за океана первые лодки с белыми людьми, чьи седые волосы были подобны венцам на головах богов. Испанцы принесли с собой крест, испанцы говорили: «Тот, кто на кресте, он любит вас, но если вы не полюбите его, мы убьем ваших воинов, отнимем женщин и разорим города!» И скоро не осталось тех, кто помнил, и не осталось тех, кто умел возносить жертву… А те, кто поклонились кресту, стали говорить: «Какая разница, как зовут бога, если ничего нельзя изменить, рыба не научится ходить, а человек не поселится на небе?»
Ты хоть и глупый мачо, ты хочешь женщине добра, я слышу твои мысли. В твоих мыслях много темного, много дыма, но это злые духи. Девять подземных миров рождают духов, которые выходят наружу и вьют гнезда внутри людей. Надо быть очень сильным, чтобы уметь изгонять их, таких людей почти нет… Лучезарный светлый Змей поможет ей. Ты охранял ее от врагов, охраняй и дальше, пока Капризный Владыка не прижмет ее к груди. Потом она поможет тебе, она навсегда изгонит духов из твоей души и навсегда замурует входы в подземные царства… Но берегись, берегись…
Легче жить с духами в душе, чем совсем без никого… Так говорит он, Отец разногласий, и он прав. Тебе меня не понять, женщина поймет, она умеет видеть, она слышит дыхание Владыки. Все живут со злом внутри себя и все думают, что сами произносят слова и вершат дела добрые и дела злые. Но это не так, люди лишь открывают рот, и нет внутри них дел — ни добрых, ни злых. Могучий сияющий Змей, Сеятель сомнений, разделивший сущее на доброе и злое, оставил души пустыми… Как ты назовешь свой поступок, таким он и будет. Кого ты пустишь смотреть глазами своими, говорить языком твоим, тем ты и станешь… Когда человек получит то, что даровано духам, он перестает зваться человеком. Для духов нет жалости и доброты, нет сострадания и нет материнства. Получив от богов пустоту в душе своей, берегись! Ты можешь заплатить слишком высокую цену! Ты прошел длинный путь воина, ты знал страх и победу, ты давал клятву кровью и не переступал ее. Это хорошо. Духи, которые управляют тобой, могут гордиться, но всё, что ты делал, ты делал не сам. Фернандес тоже прошел дорогу войны, но он был предан Верховному, душа его была полна любовью и ненавистью, он получал от божества малую мзду и отдавал ее людям народа своего…