– Господин Полонский, вы уверены, что ничего в вашей памяти не изменилось? – склоняется Денис. – Может быть, вдруг вспомнилось событие, имевшее место много лет назад? Или, напротив, что-то, произошедшее совсем недавно? Играет роль все, любая мелочь. Я вас попрошу, свяжитесь со мной сразу, вот номер моего личного скрина. В любое время, если что-то почувствуете. Это может проявиться не сразу.
– Не сразу? – хором пугаются Клементина и Коко.
Денис кажется смущенным:
– Ну… видите ли, оборудование не самого лучшего качества… Донна и так любезно согласилась на непредвиденные затраты.
– Предпочитаю доводить дела до конца, – обрывает его Белла.
И пока иду к двери, я чувствую спиной ее чугунный взгляд. Кажется, и она догадалась.
Частичное замещение.
Кажется, бородатый Денис назвал это состояние именно так. А еще он сказал, что позже могут вскрыться следующие пласты. Это оттого, что некачественное оборудование, и коды к стриму компьютер подбирал вслепую.
Я – кусок чужого сценария.
Я это понял, едва проснулся, еще до того, как открыл глаза. И сразу решил, что обману их всех, потому что иначе они не позволят мне разобраться с проблемой самому. Денис предупреждал, что меня ждет шок, так и случилось. Шок навалился по дороге домой, у меня едва хватило сил переключиться на автопилот и скатиться с моста. Потом я вышел из машины, уселся на гранитный парапет и час просидел под дождем. Я замерз и промок насквозь, но так и не сошел с ума.
Лучше бы я сошел с ума.
После этого я еще час отогревался в машине и пил из горлышка вино. Я решил, что не буду звонить Денису, пока не почувствую, что теряю остатки прежней памяти. Включил скрин, набрал его номер и стал ждать распада личности. По идее, моя ныне существующая реальность должна была начать рассыпаться, заменяясь реальностью истинной. Той реальностью, где я подписал контракт и согласился сыграть в шоу. То есть дознаватель Полонский приготовился к смерти.
Насколько к ней вообще можно приготовиться за пару часов.
Но смерть не приходила, и Дениса я так и не стал тревожить. Я остался тем же, кем и был раньше, с ворохом лишних сомнений. Купил себе в ближайшем магазине свитер и поехал домой.
Когда заехал в гараж и положил ладонь на опознаватель заправщика, что-то сдвинулось. Вроде бы все оставалось на своих местах: ряды ламп в подземном гараже, ласковый шепот вентиляторов, перепалка механиков на нижнем ярусе…
Изменилось все, даже запах.
Действуя как автомат, я зашел в лифт, улыбнулся кому-то из соседей, назвал этаж. Полная женщина в беретике спросила, где я так промок. Молоденькие ребята, он и она, вышли со мной на одном этаже и, здороваясь, назвали меня по имени.
Всех этих людей я видел впервые в жизни.
Моя память превращалась в гигантский пазл. Он треснул и начал терять свои составляющие. Пока еще процесс не набрал разрушительной мощи, но звонить Денису я не стал. Потому что главное я помнил очень отчетливо, и чужая забота мне бы только повредила. Я улыбнулся, быстро пробурчал приветствие и, отвернувшись, сделал вид, что обнаружил в кармане крайне увлекательную бумажку. Это был чек на свитер.
Просто я хотел, чтобы они поскорее ушли и позволили мне разобраться с дверью в квартиру.
Дело в том, что на площадке было еще четыре двери, и я понятия не имел, какая из них моя. Четыре одинаковые «купейные» пластины с номерами и веселенькими ковриками.
Неблагодарная затея – совать свою руку во все опознаватели подряд. Даже ребенку известно, чем чреваты три отказа, один за другим. Автоматическая проверка главным скрином Управы, занесение в реестр неблагонадежности, проверка на психическую устойчивость. Я вернулся к лифту, встал к нему спиной и зажмурился. Помимо памяти мозга, существует ведь и память ног, сказал я себе. Ведь я достаточно долго прожил здесь…
К счастью, ноги вспомнили, и я благополучно миновал порог. Когда дверь задвинулась, несколько минут я стоял, привалившись к ней спиной изнутри, и слышал свое колотящееся сердце. Потом раздались звуки – со мной поздоровался «домовой», наполнился и включился чайник на кухне, забубнила дикторша… Разум настойчиво предлагал срочно позвонить Денису. Позвонить, пока не стало поздно и пока я не превратился в беспомощного больного амнезией, забывшего собственное имя.
Имя оставалось прежним. Это меня спасло от паники.
Дома было тихо, тепло и уютно, но это больше не был мой дом. Я стал думать, не мой ли дом за стенкой, где выпустили кровь из подруги Юханова, и пришел к отрицательному выводу. Несколько минут я ходил по квартире и трогал предметы. По стеклам барабанил дождь, на кухне весело посвистывал чайник, театр с моим появлением автоматически настроился на новости одиннадцатого канала. Здесь все было удобно и привычно, и в то же время здесь все стало чужим. Костюмы и сорочки в шкафу, все моего размера, но в половине случаев такую расцветку я не пожелал бы и врагу. Идиотская планировка, слишком много стульев, какие-то оранжевые салфетки, и пол слишком разогрет! Я отпирал ящики, перелистывал бумаги и, наконец, добрался до сейфа. Почему-то именно сейф мне особенно не хотелось открывать. В несгораемом ящике всякий нормальный человек хранит самые ценные документы, редкую разрешенную наличность и драгоценности. В моем сейфе было пусто, лишь на дне лежал магнитный ключ от какого-то автомобиля. Я сунул его в карман. Никаких документов на квартиру, «опель»; нет рабочих контрактов; даже ни одной завалящей акции.
Я был никто. Я жил здесь и не замечал, что ничем не владею. Скрин «домового» отвечал, что квартира принадлежала телеканалу, пустившему меня на постой. Я с замирающим сердцем продиктовал системе номера моего «опеля». Как выяснилось, машина стояла на балансе гаража Останкино.
Мне хотелось заорать в голос, запустить в стену вазой или опрокинуть полки с ксанкиными безделушками.
Ксана…
– Я болен ею, – сказал я и удивился слабости своего голоса.
– Ксана, – обратился я ко всем ее виртуальным адресам, – Ксана, приезжай скорее, пожалуйста, мне очень плохо.
И это было правдой. Только Ксана могла бы сейчас удержать меня на краю безличия. Потому что старая личность разрушалась, как древние фрески в курганах, попавшие на воздух, а новой памяти не возникло. Моя жена оставалась хрупким мостиком, соединяющим Януша Полонского с миром.
Как всегда, Ксана ответила не сразу. За это время четырежды звенели служебные вызовы, но я их игнорировал. Я заказал себе тосты, нашел в незнакомом баре еще одну бутылку вина и улегся в обуви на кровать.
– Что с тобой, мальчик? – спросила дражайшая супруга.
Увидев мою небритую персону в обнимку с бутылкой, да к тому же в ботинках на ее любимых простынях, моя нежная половина пошла пятнами и сказала, что с алкоголиком жить не будет. И отключилась. Это означало, что вскоре примчится с матами и воплями и устроит образцово-показательную драку.