Однако в парке Победы с ней с первых же дней стали происходить уж совсем несусветные вещи. В январе, после праздников, когда многих забирали домой, было ещё ничего, но уже в феврале все словно сорвались с цепи. Аркадию дважды поколотили, правда, несильно, обычные разборки в столовой. Затем на неё подняла руку воспитательница одного из младших классов. Аркадии пришлось улепётывать от летящих предметов по коридору, но в чём была её вина, она так и не поняла. Она всего лишь ненадолго зашла в игровую комнату и ничего там не трогала.
Чтобы меньше торчать на виду, Шульц облюбовывала себе уголки в укромных местах — в нижнем круглом вестибюле, за высокой мраморной вазой, за портьерой, у окна второго этажа, за старыми стеллажами в библиотеке. Там она читала или писала дневник. Дневник могли отобрать соседки по спальне, его следовало прятать. В результате Аркадия невольно стала свидетельницей десятка жестоких стычек с применением острых шариковых ручек, скакалок, шпилек и каблуков.
В марте стало ещё хуже. Аркадия даже хотела пожаловаться директору, но резонно опасалась накликать на себя беду. Воспитательницы и учителя пили в своём туалете вино, закусывали чипсами, попкорном и ругались матом. Потом они курили и расходились по классам. Сестра-хозяйка недели три назад пришла пьяная и уснула прямо в спальне третьего класса, и никто не посмел её разбудить. Четыре девочки из пятого сбежали, их вернули, но они сбежали снова. Одна девочка из седьмого порезала себе вены, её увезли в больницу. В самом начале апреля исчезли ещё три девочки из разных классов, но никто не забил тревогу. Взрослым как будто стало всё равно. За прошлую неделю в классе трижды отменяли уроки, не приходили учительницы. Девчонки шептались, что Инесса, добрая и любимая воспитательница из младших классов, повесилась в субботу, поэтому две младшие группы вообще остались без присмотра. После того как Аркадия, пробираясь ночью к туалету, засекла директора, снимающего колготки с ночной дежурной сестры, она окончательно уверилась, что в интернате все посходили с ума. Отсюда следовало бежать, но бежать ей было некуда.
И сейчас ей некуда было бежать…
— Ну, давай, Жабиха, твоя очередь!
— Давайте сами посмотрим?
— Не трогайте её барахло.
— Ага, заразиться хочешь, и вонять, как она?
В простынях, в тумбочке, в шкафу, обнаружились три сложенные десятки и горстка мелочи. Косая и Муха не поленились и проверили лично. Спальня теперь выглядела как подпольная квартира после жандармского обыска. Восьмиклассницы озадаченно поглядывали на свою предводительницу.
— Она снаружи где-то спрятала.
— Верняк, снаружи! В библиотеке, в дымоход могла сунуть…
— Она вечно в игровой у мелких крутится…
— Я ничего не брала, — Аркадия изо всех сил старалась не кашлять, но почему-то, когда она психовала, то кашляла ещё сильнее.
— Раздевайся, — приказала Сольвейг. Одиннадцать человек затихли.
— Обана! — криво усмехнулась Надя Гидай.
Роза в десятый раз обтёрла потные ладони. Толстая Бабичева облизнулась. У неё внутри вдруг что-то ёкнуло и сладко заструилось вниз. Так случалось с ней уже несколько раз, когда в бане девчонки начинали брызгаться, в шутку драться и проверять, у кого больше выросла грудь.
— Ты… ты что? — Аркадия прикладывала бешеные усилия, чтобы не заплакать. — Ты… кхе… ты дура, что ли?
— За «дуру» ответишь, — пухлые губы Соли скривились. — Эй, народ как скажете, надо проверить до конца?
— Надо! Верняк! Точно, в трусы засунула! — Вокруг Жабихи сжималось кольцо. Она озиралась, как загнанный зверёк, мёртвой хваткой вцепившись в брючный ремень.
— А ну снимай сама, иначе поможем!
— Не буду, отстаньте! — вдруг взвизгнула она и даже не закашлялась.
Девчонки засмеялись.
— Что, бабоньки, поможем ей раздеться? — потянулась на постели Роза.
— Отстаньте от меня, вы — садистки!
Они бросились разом, без команды. Соля даже удивилась, как это так. Гидай и Муха обычно тормознутые, а сейчас их не пришлось подгонять. Впрочем, секунду спустя она уже забыла о своём неформальном лидерстве, в животе скрутило, стало весело и легко. Соля ринулась в схватку.
Жабиха сопротивлялась отчаянно, но не кричала. Наверное, она стеснялась кричать, как стеснялась всего, что делала. С неё содрали джинсы вместе с трусами, и только потом верхнюю часть одежды. На пляжном одеяле образовалась куча мала, Жабиху придавили, она поймала ртом чью-то руку и укусила. Укусила не как обычно, а вцепилась бульдожьей хваткой. Уже во рту у неё сделалось кисло, уже благим матом орала толстая Бабичева, сунувшаяся полапать воровке грудь, а Аркадия всё не разжимала зубов.
— Да заткните же ей пасть! — зарычала Роза, распихивая подруг, прижимавших Жабиху к полу. Непонятно было, кому именно предполагалось заткнуть пасть, но Галя Косая поняла по-своему и, распрямившись, ударила Жабиху ногой в бок.
Та, задыхаясь, выпустила прокушенное плечо Ольги.
— Гусыня, врежь ей! — подпрыгивала Муха. Бабичева врезала, потом ещё раз. У Жабихи из носа хлынула кровь. Она застонала, ухитрилась вырвать левую ногу и угодила громадине Кристоферсон в глаз.
— Ты чего не держишь?
— Так скользкая она!
— Ну, тварь, конец тебе! — посулила Роза и со своей стороны принялась дубасить гнусной воровке по голым рёбрам.
— Тут денег нет, — доложили белобрысые близняшки, проверившие одежду подозреваемой.
— В дырке у неё поглядите, — посоветовала Соля. Она наклонилась к Аркадии, намотала на руку её волосы, прислонилась лбом вплотную. В золотых зрачках Аркадия увидела бездну и ужаснулась. — Я сказала — ноги ей держите!
— Вот сволочь!
Солю уже не слышали. Они слышали что-то своё, поднявшееся вдруг из прорвавшейся тёплой шипучей бездны. Муха колотила ногами и руками, не разбирая, не замечая, что вывихнула палец. Тощая Надя Гидай кусалась и визжала, с её губ летели кровавые капли, Гусыня обрушилась сверху, подпрыгивала на сплющённой спине Жабихи. Та хрипела и выла. Галя Косая, навалясь всем телом на голую ногу Аркадии, не переставая, лупила ей в бок, стараясь попасть в живот.
Жабиха собрала силы, сумела встать на четвереньки. Это была ошибка, её тут же перевернули на спину.
— Ага. Держи её, сбежать хочет!
— Ааа-аа.
Тишина наступила внезапно. Встрёпанные, задыхающиеся, в сбитой одежде, они отхлынули от бело-синего, распростёртого, перекошенного, мало похожего на человека.
— Я тебе покажу, сучка бешеная, как у своих крысить! — Роза вытерла ладони о платье Жабихи, а Соля снова приподняла голову воровки за волосы, чтобы добавить пару слов от себя, но добавка уже не требовалась Жабиха не дышала.
— Сдохла, сучка, — Соля обернулась и озорно подмигнула девочкам. Те тяжело напряжённо выдыхали, но, встретив весёлый взгляд подруги, дружно рассмеялись.