— Этот процесс называется — естественный отбор! — как первоклассник за учителем, закончил ведущий.
Профессор выпрямился с генеральским жестом как будто только что было озвучено главное доказательство и дальнейшие переговоры теряли смысл.
И вдруг в паузе поднял руку человек из зала. Ведущий рванул к нему по рядам, как медсестра на поле боя к раненому командиру.
— В таком случае, как насчёт старения? — лихо свернул с торной тропы мужчина из зала. — Если мы миллионы лет изменяемся, чего ж до сих пор не победили старость? Ходили бы все молодые да пригожие.
Но у очкастого профессора на любой выпад имелся арсенал средств. Рокси не без зависти подумала, что столь красиво говорить не умеет и вряд ли в ближайшее время научится. Она заставляла себя сосредоточиться на происходящем в студии, но в голову упрямо врывались воспоминания об утренних событиях. И даже не сами бедняжки, размазанные по крыльцу, а шепоты коллег.
Шепоты. Шепоты. Пока она ехала на телестудию, люди вокруг тоже шептались. Как будто нельзя говорить громко, как будто в городе ввели цензуру на приватные разговоры в транспорте. Вокруг что-то происходило, а у неё, занятой проблемами с Гризли и надвигающейся конференцией, не оставалось времени остановиться, присесть в кафе и послушать город. Город шептал, город бурлил, город затаился.
— Старение? — потёр руки профессор, не забыв оправить галстук и манжеты. — О, это тема для серьёзного отдельного разговора, но вплотную касается и нашей сегодняшней беседы. Что происходит, когда растёт отдельный организм? Как ученик в школе, он только повторяет путь, пройденный предыдущими поколениями. Организм использует чужие накопленные знания, затем участвует в совершенствовании собственной структуры, затем приходит старость…
— Вот именно! — подхватила Рокси, разглядев внезапно путь активного противодействия рассевшейся рядом косности. — Изменяется организм, ищет новое, изменяется структура молекул и не подчиняется прежней генетической программе. В период старения организм бросается в поиск неизвестного. Как следствие, неизбежны ошибки, которые игнорируют генетическую программу, заложенную родителями, в результате — болезни и смерть.
— Вы сказали «бросается в неизвестное в период старения»? — оживился оппонент. — Но детей-то рожают молодые! Как же ошибки передаются детям, если у молодых ещё крепкая… эээ… база?
Рокси набрала побольше воздуху, уже зная, что вступает на зыбкую почву гипотез и предположений и что критика не замедлит посыпаться на неё с обеих сторон. Но недоказанное и сомнительное, как Рокси чувствовала с первого года учёбы в университете, это и есть самая крепкая основа для настоящего учёного, а для дрейфующих пузырей вроде её сегодняшних оппонентов — это, безусловно, лишний повод позубоскалить и привлечь к себе внимание. Легче всего критиковать и подзуживать со стороны. Интересно, как вытянутся их лощёные физиономии спустя неделю, когда на конференции она покажет всему миру и бабочек, и мышей, и растительные формы…
— Мы кушаем органику, то есть молекулы, созданные предшествующими организмами, — Рокси старалась максимально упростить речь, чтобы её хотя бы частично поняли жующие граждане на трибунах студии. Зелёные огоньки на камерах и софиты мешали ей разглядеть глаза людей. Где-то там, среди «группы поддержки», прятался тот, который задал вопрос, которому действительно стало интересно. — Мы развиваемся, меняемся с каждым последующим поколением, потому что впитываем опыт череды предшественников, давно покинувших этот мир. Не опыт бытовой или культурный, хотя учёным соответствующих направлений наверняка есть о чём подумать. Мы говорим сейчас об опыте биологического выживания. Мы отличаемся от предыдущих поколений не только благодаря родителям. Многие недоступные приборам изменения в тканях передались через пищу. В дальнейшем, прекратив существование на планете, мы оставим потомкам в почве уже наши молекулы, получившие новое развитие. Таким образом, будет вполне справедливо воспринимать жизнь как замкнутый пищевой цикл. Соответственно, если на каком-то этапе в пищевую цепочку человека начинают попадать модифицированные продукты, то что-то передастся, через плоды, через злаки, нашим внукам…
— Это значит, что если мы с женой, к примеру, покушаем какую-то соевую гадость, от неё поглупеем, но не заметим своей глупости, то через сто лет родится наш потомок, заведомо тупой? — спросил всё тот же любознательный зритель.
В зале захихикали, профессор отпустил покровительственный смешок, соевый директор заёрзал на жёстком стуле.
— Разложившиеся ткани сохраняют изменения на молекулярном уровне, — кивнула Рокси. — Молекулы поглупевшего мозга пройдут по пищевой цепочке через растения и животные организмы и непременно вернутся в человека будущего, в том числе в ткани его мозга. Поглупеет же он или нет, вопрос неоднозначный…
Ведущий, тонко почувствовав интерес аудитории, переключил своё внимание на Рокси. Теперь на неё смотрели все три камеры.
— Сегодня генетически модифицированные продукты питания употребляют миллионы людей. Есть основания полагать, что подобными продуктами пользуются сети «МакДоналдс», сети кинотеатров во всём мире и другие монстры быстрого питания. Концерны «Данон», «Нестле» и другие экспортируют свои готовые товары с включением модифицированных продуктов в десятки стран. Они обязаны ставить на этикетке маркировку, но всегда ли они это делают? Можем ли мы быть уверены, что наши дети в школах и детских садах едят безопасную пищу? — она отдышалась, ощущая на себе пристальное внимание толпы. — Экспертизы необходимо проводить по каждому новому продукту, а не по заявленной группе. Например, любимая кукуруза! Как нам подсказал уважаемый профессор, кукуруза способна сопротивляться насекомым и даже полевой химии. Сегодня мы не можем заявить, что такой продукт опасен для человека. Но нет и обратных доказательств… — Рокси помедлила, сдерживая себя. Ей невероятно хотелось бросить в напыщенные, чванливые рожи соседей по студии, что доказательства имеются, и доказательства самые веские, от которых не отмахнёшься… — Как справедливо заметил тут уважаемый директор завода «Солнышко», с конца прошлого века начато массированное коммерческое освоение модифицированных растений. С тех пор площади, отданные под «изменённую» кукурузу, выросли в двадцать пять раз! Да уж, успех действительно грандиозный, нам есть чем гордиться. Невзирая на борьбу медиков, на консервах с соевым мясом почти никогда не указывается на принадлежность продукта к генетическим опытам…
— Однако! — упёрся профессор. — А почему вы не говорите о несомненной выгоде от сокращения «химии» на полях? Вы уже забыли о биче сельхозугодий — жуке, о плесенях, саранче и гнили?! Фермеры, культивирующие «новые растения», молятся на них богу!…
— Мы помним о выгоде, в том-то и дело. В выгоде! — едва не вспылила Рокси. — Вот оно, главное слово, корень всех зол. Выгода! В чьих интересах сворачивались программы испытаний? Вам прекрасно известно, что испытания в Америке были краткосрочными, а влияние модифицированных продуктов может проявляться через длительное время или отражаться на потомстве. Кроме того, никому не известно, как «новые растения» повлияют на экологический баланс в мире: нельзя, к примеру, исключить, что насекомые, поедающие такого рода растения, подвергнутся мутации и сами погибнут…