– Кроме того, он… мне кажется…
– Вам кажется, что он недостаточно надежен? Он сомневается, что наша страна несет порядок и свободу всему миру? Ему требуется еще один гипнокурс внутренней и внешней политики сената?
– Нет, госпожа декурион. У меня нет сомнений на этот счет. Скорее другое… Если вы позволите, я еще раз предложу ему свою дружбу.
– Это ваше право, кадет. Где бы ни прошло ваше детство, вам повезло стать гражданином самой свободной и великой страны.
– Дело в том, что он… он по-своему обаятельный. И мне действительно захотелось с ним подружиться. Не по приказу, а так… несмотря на то что это сложно, он младше на год.
– Так что же вас смущает, кадет Висмут?
Бродяга Марш вздохнул.
– Госпожа декурион, мне нравится кадет Селен. Но… вы ведь знаете, что иногда, очень редко, конечно, к некоторым нервным кадетам частично возвращается память. Я понимаю, что об этом не принято говорить, но в казармах все равно ребята обсуждают… Так вот, я не хотел бы быть рядом с Волкарем, если к нему случайно вернется память.
Будем измерять жизнь поступками, а не временем.
Сенека
Бетонные плиты, уложенные стык в стык, покорежило, многие поднялись на дыбы, как будто снизу их выдавило чудовищным кулаком. Маяки силового заграждения были сорваны и изувечены. Это означало, что к воротам мог пройти всякий, даже не имеющий на теле трансдермального чипа доступа. На бетонном пандусе, на фоне темного жерла ворот, растекалось мокрое пятно.
– Храни нас Юпитер!
– Волкарь, это будка пропускного пункта! Ее кто-то раздавил!
– Точно, глядите! Раздавили, как гнилую дыню!
Оранжевую полусферу пропускного пункта буквально размазали по бетонной полосе. Я представил, каково было людям внутри. По штатному расписанию, на действующих воротах комбината постоянно дежурят трое; так принято после нападения на завод в городе Псов. Один следит за прибытием грузовых модулей, другой – проверяет документы, а третий не расстается с оружием.
Три смерти одновременно.
– Волкарь, там нет света!
– Декурия, ко мне! Сомкнуть позицию!
Мгновение – и мы снова стали одним целым. Непробиваемой, щетинистой «черепахой». Внутри, в тоннеле, слабо светили аварийные лампы. Мы могли видеть лишь первые три сборные секции тоннеля, дальше он заворачивал. Три ряда рельс поблескивали в темноте. Одна оранжевая створка ворот валялась, сорванная с направляющих, рядом с раздавленной будкой охраны. Я искал на гладкой поверхности металла следы попадания из тяжелых орудий или следы заложенной мины, но ничего подобного не находил.
– Волкарь, ее будто зубами вырвали…
Это точно. Я просто не мог найти нужного определения, потому что отказывался признать очевидное. Вторая створка ворот, выдвигающаяся вслед за первой, находилась на своем месте, но с одного края обшивка была сорвана, будто это была не трехслойная листовая сталь, а тонкая фольга. За оторванной обшивкой обнажились клочья изоляции и погнувшиеся двухдюймовые профили. Я попытался представить робота или манипулятор, способный вырвать с корнем ворота, и не смог.
Даже всей декурией, навалившись общими усилиями всех шагателей, мы не смогли бы нанести таких повреждений.
– Вы слышали? Эй, вы слышали?
– Что за дьявол! Поет…
– Кто поет?
– А ну, тихо! – прикрикнул я, перебирая рабочие частоты эфира. Временами мне казалось, что я слышу голос центуриона, но его тут же заслоняли волнообразные скрипы и шорохи.
«Это Бирр – Мохнатые руки,
Он придет за тобой, малыш…»
– Волкарь, ты слышал?
Я слышал. Слышал очень хорошо. Гнусавый, словно плачущий голосок, принадлежащий существу без возраста, пропел первый куплет детской страшной песенки. Кажется, похожую песенку напевал какой-то злобный карлик в одном из мультфильмов. Но я вполне мог ошибаться; меня не интересуют детские телепрограммы.
– Господин декурион, это дежурная волна диспетчерской.
«…Это Бирр – Мохнатые руки,
Спросит он, почему ты не спишшшшь…»
Мы одолели шлюз и свернули за поворот. Ничего. Слабые огни спаренных прожекторов, тусклый металл рельсов.
– Лесняки! Командир, здесь точно побесились лесняки!
Тоннель разделился на два. Правый вел в сторону шахт, левый – к жилой зоне. Проход к шахтам был перекрыт аварийным щитом. Глухая титановая стенка. И перед ней – несколько трупов лесняков, расстрелянных из тазера. Я на секунду прикрыл глаза и сразу увидел, как это было. Оператор внутреннего шлюза пропустил пустую баржу, а мерзавцы прятались, прицепившись к ее дну. Они поторопились напасть на оператора, им следовало дождаться, пока автоматическая баржа свернет в чрево фабрики. Но они поспешили. Отважный оператор мог спрятаться сам, но вместо этого он нажал кнопку аварийной герметизации и принял неравный бой.
– Хобот, подключись к местной сети.
– Исполняю! – Хобот выпрыгнул из седла, добрался до высокорасположенной будочки оператора, до залитого кровью сиденья. – Командир, похоже парня сожрали…
Несколько секунд мы ждали, пока Хобот справлялся с локальной сетью.
– Командир, все аварийные щиты опущены. Похоже, в комбинат не войти и не выйти.
– Должен же быть какой-то вход? – Я смотрел в глубину левого тоннеля.
– Подождите… – Хобот покрутил шары клавиатуры, в зеркале его забрала отражалось мелькание экранов. – Нет, активировать щиты нам не под силу. Только взрывать или резать. Нужен внешний пароль, и тогда – нет проблем.
Нет проблем. Но нет и связи. Пароль могли подсказать в управлении Первой обогатительной компании.
Я приказал свернуть налево, к аллее Полковников. Тоннель мы прошли без приключений.
– Я знаю, кто это!
Мы все вместе подпрыгнули, прямо в шагателях.
– Что ты орешь? – первым напустился на Мокрика Деревянный. – То есть, как ты можешь знать?
– Я видел его… – Мокрик не на шутку разволновался. – Я видел его… Я знаю, откуда эта песня. Она из детского кино.
– Ты рехнулся, кадет? – язвительно бросил Бауэр.
Мы разом поняли, о ком говорит Мокрик.
– Откуда он взялся? Младший стрелок Бор, приказываю доложить внятно!
– Волкарь, да он же бредит!
– Тихо все! Говори. Говори, сейчас годятся любые соображения.
– Это детский фильм, я видел его в гостиничной инсуле, когда ждал распределения…
– Ну? Дальше?
– Ничего дальше. Валялся в номере и перебирал каналы. Старый детский ужастик, даже не смешно. «Бирр – Мохнатые руки». Про такого… Про такого, как бы это сказать… – Мокрик пощелкал языком. – Он похож на вредного мохнатого горбуна. Кажется, у него два лица, одно смотрит вперед, другое – назад. Еще у него руки до земли и искусственные суставы. Кажется, по сценарию, его собрал из порванных и сломанных игрушек злой профессор. Он собрал Бирра из игрушек, которые бросили плохие дети, и поэтому Бирр получился сам не слишком добрый…