– Командир, здесь нормальный воздух. Можно снять шлем? Вся рожа потная, – пожаловался Деревянный.
– Разрешаю, – ответил я. – Бауэр, проверь лестницы, Деревянный – следи за лифтами, Мокрик – посмотри за стойкой.
Бауэр ушел влево. В углу холла, за диафрагмами лифтов, находились две самые обычные двери, ведущие на лестницы.
– Отрыжка кита… – поперхнулся Мокрик. – Господин декурион, тут такое…
Мы не могли увидеть это сразу. Под стойкой администратора, обняв ножку своего вращающегося кресла, скорчилась мертвая девушка в комбинезоне охраны. В нее никто не стрелял и никто не выклевывал ей мозги. У охранницы даже не отняли штатное оружие. Я не сразу понял, что с ней случилось.
– Селен, ее сломали пополам. У нее позвоночник торчит сзади…
– Не трогай ее. И прекрати меня звать по уставу. Называй меня Волкарь, понял? Уже можно, младший стрелок.
– Ясно, гос.. Волкарь. Волкарь, смотри, тут все на месте. Сигареты, часы, ключи от процессоров…
– Да-а… – протянул Бауэр. – Видимо, тот, кто это натворил, не нуждался в ключах.
– Эй, что там у вас? – издалека спросил Хобот. – Мы нашли госпиталь, все тихо.
– У нас порядок, – сказал я. – А ну-ка, замолчите все.
Я следил за сменой картинок на экранах и надеялся услышать хоть кого-то из третьей декурии. Хоть один голос. Картинки безучастно менялись.
Пустые лестничные клетки.
Пустые диспетчерские.
Пустые лифты.
У меня складывалось впечатление, будто мы отстали от времени. Вторая и третья декурия начали операцию позже нас, но каким-то образом мы шли по их следам. По следам мертвецов.
– Мокрик, проверь – с этого рабочего места можно войти в местную сеть?
– Командир, на обеих лестницах – чисто, – доложил Бауэр. – Но тут есть кое-что… Посмотри сам.
– Чуть позже.
Тот, кто угробил девушку-администратора, был не только силен, как портовый кран, но еще и дьявольски быстр. До сих пор мы справлялись легко, если не считать бедного Рыбу. Справлялись, потому что реакция обученного легионера в три раза выше реакции среднего человека.
Но этот парень, ломающий позвоночники, мне не нравился.
– Командир, руку не чувствую, – пожаловался Гвоздь.
– Потерпи, сейчас тебя починят.
– Селен, Селен, слышите меня? – ни с того ни с сего в эфире объявился центурион.
– Я – Селен. Находимся в научном центре комбината… Медь, ты слышишь? Медь?!
– В сеть я вошел, – пальцы Мокрика быстро поглаживали шары клавиатуры. – Командир, тут все локальные узлы наперебой кричат о сбоях систем. Перегревы, остановки вентиляторов, прорывы воды…
– Это нас не касается. Запроси о наличии живых людей в здании!
– Селен, это Медь! Слышишь меня?! Бросай комбинат, иди на соединение со второй декурией. Они попали в засаду… азимут… Приказываю… на аллею Полковников…
– Второй декурии больше нет, – отозвался я.
– Селен, не слышу! Селен, что ты говоришь?..
– Вас понял, направление – аллея Полковников, – подтвердил я и выключил дальнюю связь.
Бауэр и Деревянный переглянулись.
– Госпо… Командир, здешняя система не разбирает, живые люди или нет, – поднял глаза Мокрик. – Она может искать по двум критериям – или маячки, вшитые в браслеты, или датчики движения. Если судить по маячкам, то в этом корпусе находятся десять человек. Но они не обязательно живы.
– А нас система видит?
– Да, нас она выводит со значком «гость», без личного номера.
– Значит, кроме нас – еще где-то шестеро.
Мои парни, как завороженные, уставились на экраны внутреннего слежения.
Пустые пролеты металлических лестниц.
Пустые коридоры.
Пустой монорельсовый вагон.
Пустая библиотека.
– Мокрик, теперь проверь по датчикам движения.
Я уже догадывался, что он скажет. Еще до того, как на центральном экране начал плавное вращение полупрозрачный костяк научного корпуса, я знал, что цифры не сойдутся.
– О, дьявол! Командир, в холле четверо, это мы. Кроме нас еще двенадцать движущихся объектов… Нет, тринадцать. Из них только четверо сопровождаются личной информацией, имена, номера и все такое…
– Это значит?..
– Волкарь, ты должен это видеть, – Бауэр придерживал ногой дверь, ведущую на лестницу.
Я выглянул. Двумя пролетами ниже, под уровнем аллеи Полковников, располагались технологические этажи научного центра. Стальная стена там была разворочена, пролет лестницы болтался, повиснув на перилах. Сквозь здоровенную дыру вполне мог пролезть шагатель. С той стороны дыры виднелись рельсы и груда рассыпанных ящиков.
Все понятно. А мы, идиоты, мылись в шлюзе, пока сквозь пролом входил и выходил кто угодно. В то же время я прекрасно понимал, что хилые туземцы, которые не могли вскрыть даже консервную банку, не смогли бы пробраться на комбинат.
– Это значит, командир, – Бауэр ухмыльнулся и взвалил на плечо огнемет, – что девять подвижных объектов – не люди.
Мужчина любит игры и опасность, поэтому ему нужна женщина как самая опасная игрушка.
Ф. Ницше
…Слева песок и справа – песок, изумительного золотого оттенка. Он просачивается сквозь пальцы и смеется тысячами крошечных золотых улыбок. Песок обнимается с лазурной морской гладью, до самого горизонта неспешно катятся тягучие, прохладные волны. Немножко пахнет водорослями, но не тухлятиной, а свежо и приятно…
Скрип качелей, гортанные крики чаек.
Волкарь обернулся на звук и вынужден был задрать голову. С огромной серой скалы, постукивая, летел камешек. На самой вершине, у края, приютился сказочный домик, именно такой, о котором он мечтал. Не слишком маленький, но и не роскошная вилла. Весь увитый виноградом, крыша из настоящей керамической черепицы, блестящие окошки, фонарик у дверей. Рай для ветерана, заслужившего уединение, после жилых сот на дрейфующих базах, после ревущих вонючих мегаполисов, после трехъярусных казарм в чревах боевых кораблей…
Подле низкой ажурной оградки начиналась крутая лестница, ведущая вниз, к пляжу. Ступени были из редкого камня – молочного порфира с золотыми блестками. У Волкаря мелькнула мысль о пластике, который умело выдают за драгоценный порфир, но оформить мысль он до конца не успел…
Помешали качели.
Они находились буквально в трех шагах. Именно такие, о которых они мечтали с Клавдией. Высокие круглые столбы, перекладина, скрипучие подшипники, блестящие цепи, широкая, прогретая солнцем скамья. На деревянной некрашеной скамье лежала женская туника. Все так трогательно, под старину. Наверху, в доме, тоже все оформлено под старину.