Поэтому я снимаю шляпу, обливаю голову из бутылки и приглаживаю остатки волос. Изабель сосредоточенно ест яблоко, потом отрывается и говорит:
— Не соглашайся.
— С чем не соглашаться?
— Не соглашайся на предложение Сибиренко. Утром ты мне сказал, что тебе приятно услышать мои советы, причем не только касательно выбора туалетной воды. Ты разговаривал по скрину с Гириным, он сказал, что Сибиренко предлагает тебе порвать с «Жаждой» прямо сейчас, невзирая на издержки. Я так поняла, что в Петербурге тебе предлагают место саунд-продюсера в новом шоу и готовы подписать контракт на озвучивание всех последующих серий «Последнего изгоя». Лев Сибиренко готов разорвать отношения с другими музыкантами, ухватившись за невыполнение ими крохотного пункта в спецификациях. Как я поняла, эти питерские музыканты использовали один из римейков фольклорной группы «Баранки с кайфом»…
— Блин, крошка, откуда ты знаешь?..
— Ты же остановил меня, когда я хотела выйти. Ты сказал, что хочешь, чтобы я слышала твои разговоры, и что Пете Ласкавому стыдиться нечего, потому как он в криминале не замешан. В разговоре ты произнес слово «баранки», затем сказал, что пацаны присвоили максимум четыре такта, и то оригинал узнать почти невозможно. Ты назвал собеседника Георгием Карловичем. После того как вы закончили и ты ушел поплавать, я включила скрин, запросила данные и получила следующую картину.
Георгий Карлович — это Гирин, большая шишка на телеканале, где я подрабатываю. Когда ты создавал само направление медиативного рока, ты обращался к фольклору, но никогда не перерабатывал народной музыки. Ты всегда создавал свое; я даже нашла в каком-то интервью, что тебя вдохновляет Бизе, который писал «Кармен», почти не заимствуя народных мотивов.
— Это когда ж я такое выдал?..
— Четырнадцать лет назад, при вручении тебе «Овации года».
— Неужели ты так глубоко копалась в моем прошлом?
Я ошеломлен не меньше Ласкавого. Мы в четыре глаза следим, с каким смаком Изабель вгрызается в яблоко. Впечатление такое, будто кушают яблоко и ведут беседу два разных человека.
— Я копалась в прошлом человека, который мне дорог.
— Крошка, но мы только вчера познакомились.
— Я же не прошу тебя влюбляться в меня. Достаточно того, что я сама чувствую. Значит, я буду чувствовать за двоих. И когда я люблю, меня интересует в моем любимом мужчине все, а не только туалетная вода.
Она пожимает плечами и откусывает яблоко. Я гляжу на нее, как на мадонну, сошедшую с картины. Кажется, сейчас над мальчишеской стрижкой Изабель появится свечение.
— Так мне рассказывать дальше?
Мне хватает сил кивнуть. Все-таки, несмотря на свои миллионы и амбиции, Ласкавый гораздо более сентиментален и восприимчив, чем озабоченные бизнесом предшественники. Внутри он остался лохматым рокером, поджарым мальчишкой в лихой матерчатой куртке на манер двадцатых годов, с гитарой наперевес и «косяком» за пазухой.
— Когда-то ты написал музыку к фильму. Я раскопала этот фильм и эту музыку. Но вначале я раскопала, кто такие «Баранки с кайфом». Они пишут «народные» темы и действительно стащили у тебя кусок мелодии. Хотя вопрос спорный, но существует целая галерея ссылок на плагиат, и этот момент неоднократно отмечен. А для «Последнего изгоя» музыкальный ряд составляют другие люди, они не композиторы, а команда ди-джеев. Они вполне честно выкупили у «Баранок» права на переплавку их соловьиных свистов, Сибиренко предлагает тебе подписаться под заявлением в суд, и больше ничего делать не надо. Все сделают без тебя. Этих ди-джеев, несмотря на несколько лет успешной работы, размажут по стенке, и место для тебя освободится автоматически. Не делай этого.
Ласкавый слушает, как привороженный. Я, который лежу в темной кабинке, опутанный проводами, тоже задыхаюсь от изумления. Эта девица, кто бы она ни была, пусть даже трижды внештатник Серого дома, она не может так выражать мысли. Будучи перформером, она, конечно, не теряет базового интеллекта, но, насколько я помню, Изабель Гнедич не заканчивала курсы менеджеров. И уж тем более она никак не может быть в курсе отношений заказчика с хозяином. Но дело даже не в этом; в конце концов, Ласкавый потерял голову и утром, в постели, мог наболтать бог знает что. В конце концов, я не читал его стрим, я не читал его требований и самого контракта; возможно, там оговаривались недюжинные интеллектуальные способности перфермера. Заказчик заплатил за «Нугу» столько, что мог на эти деньги нанять троих экспертов…
— …Я запросила несколько независимых юридических экспертов, плюс отправила на экспертизу твой возможный контракт с Сибиренко и Гириным. Кроме того, я нашла специалистов рынка, которые согласились просветить меня насчет «Изгоя», насчет остальных шоу и даже насчет «Шербета»… Ты слышал, что такое «Шербет»? Это их новейшая разработка, персональные шоу, всего лишь для одного человека.
…Это потрясающе. Я представляю, каково было Ласкавому выслушивать подобную лекцию от актрисы, которая сама не подозревала, что играла в каждую секунду своего существования. Воистину, такого мастерства от создателей «Нуги» я не ожидал…
— Петечка, ты где витаешь? Ты меня слушаешь? В общей сложности я опросила одиннадцать человек, прочитала десятка три статей и пришла к трем следующим выводам. Первое: у «Жажды» гораздо больше перспектив, чем у «Изгоя», поэтому лучше оставайся в Москве. «Изгой» теряет рейтинг, но об этом никто не знает. Потому что Сибиренко тратит деньги на подтасовку результатов опросов. Москва и Питер давно это старье не смотрят, сколько серий ни накрути; остается Урал и южные губернии, где еще кто-то живет.
Второй вывод. Когда-то ты с этими людьми был хорошо знаком, вы очень ладили, но не так давно поругались… Что ты вздрогнул, я права?
— Ерунда, ни с кем я не ругался…
Однако я отворачиваюсь и озабоченно разглядываю барахтающихся в «студне» гимнасток.
— Из тебя неважный врунишка, Петечка. Если вы не ссорились, отчего же у тебя глазки дергаются? Расскажи мне, отчего вы поссорились! Ну же!
Внезапно она поднимается и оказывается у меня на коленях. Я сцепляю руки у нее за спиной; у Изабель очень хрупкая талия по сравнению с крепкими ножками и увесистой попой.
И тут начинается то, ради чего я лез под пули на греческом острове. Все происходит настолько быстро, что я не сразу понимаю, что к чему. Эх, если бы под рукой была обычная запись, на любом носителе!.. Но эту запись остановить или перемотать назад невозможно. Только по второму разу. Снова тринадцать часов ожидания, сна, еды, разговоров и секса.
— Тринадцать часов, — с потусторонней улыбкой, точно прислушиваясь к далекому колокольному звону внутри себя, сообщает Изабель. На ее щеках появляются милые детские ямочки. — Мы вместе с тобой уже тринадцать часов. Тебе конец, милый. Этого вполне достаточно, ты не находишь?
— Достаточно для чего, крошка? — Я целую ее
четырежды.