Он вышел, а Леон с темнокожим переглянулись.
— Что будем делать, Джиб? — спросил Леон. — Как мы объясним ему, что Берта, — Леон помрачнел, — съела жеребенка?.. Даже язык не поворачивается говорить такое…
В комнату ворвался золотистый ретривер, с ходу бросился к матрацу, на котором лежал Йюл, и принялся облизывать ему лицо. Йюл тихонько засмеялся, уворачиваясь от собаки.
— Берта! — воскликнул Леон. — Забери ее, Джиб! Извините, господин…
Джиб позвал собаку, и она послушно легла у его ног, колотя хвостом по полу. Йюл встал и поклонился — сначала Леону, потом Джибу. Они в ответ тоже отвесили неуклюжие поклоны.
— Берта не причинит вам вреда, она добрейшее существо, — обратился к Йюлу Леон. — Я подобрал ее три года назад, больную, мы ее выходили, а теперь она нянька всем нашим болящим зверям да и нам самим. Чуть стоит кому-то прихворнуть — Берта уже здесь, вылизывает раны, болячки, греет своим телом, сторожит каждый вздох и стон… У нее есть душа, и получше, чем у некоторых людей, уверяю вас, господин. — Джиб при этих словах хозяина энергично закивал. — Ума только не приложу, как такое могло случиться, — Леон снова горестно вздохнул. — Когда Геп узнает… Господи, помоги нам. — Йюл внимательно смотрел на отца Гепа. Тот махнул рукой. — Что ж, сказав А, говорят и Б! Летиция, наш карликовый пони, ожеребилась пять дней назад. Это была полная неожиданность. Геп купил ее в начале этого года за совершенно невообразимые деньги. Мы даже и не подозревали, что она ждет прибавления. А тут встаем утром… а там жеребята, трое! Геп хороший ветеринар, он хорошо разбирается во всех тонкостях ухода за лошадьми. Его мать-покойница была заядлая наездница, она и погибла-то под копытами — на представлении лошадь понесла. Ну, в общем Геп весь в нее. Он запретил нам включать свет — чтобы поберечь глазки новорожденных, сказал, они могут ослепнуть. Нас, естественно, туда не допустил, поставил положенные прививки, сам уехал на два дня по делам. Вчера ночью Летиция принялась ржать, сильно беспокоиться… Мы заподозрили, что с жеребятами что-то не так. Джиб возьми да и пусти к ней в загон Берту. Мы всегда так поступали — и когда Ванда окотилась, и когда у вомбата появились детеныши… Нашу умницу все принимают за свою… Так и с Летицией вышло. Только Берта забежала туда, успокоилась лошадка. Утром Джиб полез в загон — а там только двое жеребят. — Темнокожий великан покивал головой, но снова ничего не сказал. Вид у него был удрученный. — Куда он мог деться?! — продолжал Леон. — Мы там все обшарили, везде посмотрели! Геп так трясется над этими жеребятами, говорит, они стоят кучу денег. Да даже не в этом дело… Представляете, какой этот будет цирковой номер — четверка карликовых пони, запряженная в коляску, которой управляет мышь в ливрее! Ах, что это будет за чудо! — От избытка чувств глаза Леона подернулись слезой. Джиб тоже заерзал на своем стуле. Берта подняла голову и внимательно посмотрела на него, он погладил ее по голове. — Нет, я не верю, что Берта могла его съесть! Все выяснится, — решительно закончил свою длинную речь Леон. Он помолчал и боязливо добавил: — Но мы страшимся гнева Гепа…
— Вдруг господин Геп ошибся? — несмело произнес Джиб. — Может быть, их родилось не трое, а двое?
Леон рассердился.
— Ошибся! Он умеет считать до трех! Ладно… Важнее все-таки другое — самое главное наше дело сдвинулось с мертвой точки, — повернулся Леон к Йюлу. — Мы получили ангажемент на выступление с очень известной цирковой труппой. Предстоят отличные гастроли. Конечно, мы с Джибом уже старики, но ни у кого нет таких номеров с животными, как у нас. А уж Геп — просто классный дрессировщик, от бога, — горделиво произнес Леон. — Они долго думали, искали, решали, но наконец поняли, что без старого Леона им не обойтись. Теперь мы ждем визу на Порт-О-Баск. — Йюл вскочил со стула и низко поклонился. — Что, вам тоже нужно туда? — Снова поклон. — Но это непросто — виза и билет недешевы… Ой, что это я? Мы все обсудим с сыном, господин. Мы умеем быть благодарными. Сын говорил, что он вам очень обязан. — Йюл смотрел в пол. — А пока пойдемте. Геп, наверное, уже ждет нас.
Они вышли из комнаты — впереди Леон, за ним Йюл, а позади Джиб с собакой. Внезапно Берта заскулила и бросилась вперед. Она юркнула в боковой коридор. Мужчины поспешили за ней.
— Ну, вот и все, моя девочка. Больше не будет больно, никогда не будет больно, — донесся до них голос Гепа и почти сразу — встревоженный лай Берты. — Спи…
Cраженный этими словами, Леон остановился.
— Он усыпил Ванду…
— Отец, — снова услышали они голос Гепа. — Иди сюда. Простись.
…Пума лежала на боку и тяжело дышала. Ее желтые глаза уже подернулись пеленой, но она узнала Леона, когда он вошел в клетку, даже сделала слабую попытку приподнять голову. Берта возбужденно принюхивалась и дважды лизнула дикую кошку в нос. Леон встал на колени, взял голову Ванды в ладони и, роняя слезы на ее пушистую дымчатую грудь, прошептал:
— Мы с тобой отработанный материал, старушка… отработанный материал…
Геп поднял глаза к потолку и вздохнул, потом выскочил из клетки и быстрым шагом пошел по коридору, чтобы не слышать этих слов. За спиной у него вдруг пронзительно заскулила Берта.
— Хозяин, господин Геп пошел к Летиции, — упавшим голосом сообщил Джиб.
— Да-да… Пойдемте… Незачем оттягивать объяснение. — Леон поднялся с колен. Джиб накрыл тело пумы цветной простыней, и они вышли из клетки.
…Небольшой зарешеченный загон, наполовину перегороженный фанерными щитами, освещался тусклыми лампами, так что приходилось сильно напрягать зрение, чтобы рассмотреть что-нибудь внутри. Леон с Джибом с вытянувшимися лицами остановились у решетки. Геп находился за перегородкой — они отчетливо различали его движения, шуршание и какое-то тихое постукивание. Вопреки ожиданиям они не услышали гневных восклицаний и проклятий. Мало того, Геп тихонько… напевал.
Неожиданно дверца фанерного загона распахнулась, и оттуда выбежало какое-то совсем небольшое, размером с большую кошку животное. Йюл присел на корточки, чтобы получше его рассмотреть. Это была миниатюрная копия лошади, больше похожая на игрушку, чем на живое существо… Леон торопливо полез в карман за сахаром и негромко позвал:
— Летти…
Игрушечная лошадка, топоча малюсенькими копытами, резво подбежала к решетке и тщательно подобрала с ладони предложенные ей сахарные крошки. Она была иссиня-черной, с антрацитовой всклокоченной гривкой и блестящими карими глазами, маленькими, как пуговицы. Щиколотки ног у нее были тоже мохнатенькими, а круп — гладким. Выглядела она очень упитанной и здоровой.
— Я уже давал ей сахар, отец, только что, — послышался голос Гепа. — Немой, хочешь взглянуть на это чудо? — Геп высунулся из-за двери. — Идите все сюда, только не стучите сапогами.
Внутри загона было совсем темно. Когда глаза их привыкли к темноте, оказалось, что у дальней стены этой маленькой каморки толкутся, перебирая тонкими, как карандаши, ножками, два крохотных, с человеческую ладонь, черных жеребенка. Геп, стоя на коленях, слушал через фонендоскоп третьего, который лежал, распластавшись на боку на толстой мягкой подстилке. Выглядел жеребенок заморенным, и ножки у него были неправдоподобно истонченными. Леон с Джибом медленно переглянулись.