— И какой будет ответ?
— Я согласна…
Кор довольно рассмеялся:
— Моя королева… — И поцеловал на внутренней стороне ее смуглой обнаженной руки тоненькую синюю жилку.
По телу Аны пробежала дрожь. Кор жадно привлек ее к себе, но тут в дверь громко постучали. Кор вздрогнул, Ана выскользнула из его объятий и через мгновение уже открывала дверь.
— Кто там? — недовольно спросил Кор Ану, придержав дверь ногой.
— Мои служанки. Я просила их поторопить меня — мама боится надолго оставаться одна…
— А почему там мужские голоса? — спросил Кор и уже мягче, шутливо, добавил: — Ты что, привела с собой весь замок?
— Дорогой… — Кор улыбнулся. — Я боюсь одна ходить вечером по замку… Ты же не хочешь, чтобы меня съел волк? — кокетливо проговорила Ана.
— Не хочу… Ты мне нравишься живой.
Ана на прощание махнула кружевным платком и растворилась в ночи.
Холодная осенняя ночь царила в старом саду. Изредка сюда доносились выкрики дозорных со сторожевых башен: "Прочь от замка, прочь!" Деревья, качаясь, шумели голыми ветвями, шелестели засохшие побеги дикого хмеля, обвившие старые, доживающие свой век вербы, и пронзительный ветер гонял по земле потемневшие сухие листья.
Кор часто, почти каждую ночь, приходил сюда, на могилу Дола, устроенную в укромном уголке сада, рядом со старым колодцем. Здесь ему становилось спокойнее, но боль от потери еще не прошла. Его заставили сделать это, убить своего лучшего друга, сгубить ни за что, и рана в душе еще саднила. Я не хотел, Дол, говорил он невысокому темному холмику, в который раз прося прощения у старого пса, виноватого лишь в том, что он был похож на волка. Это теперь я король и могу делать все, что хочу, а тогда не мог… Как славно мы порезвились бы сейчас с тобой в лесах…
Кор вспомнил, какой неуклюжей размашистой трусцой спешил к нему Дол, заслышав издали его шаги. Голова покачивается, прыжок, несильный удар лапами в живот, и игра началась. И всегда горд и независим… Лишь однажды Кор увидел испуганного Дола — когда решил глупо и зло пошутить: вынул из ножен меч и зачем-то махнул им перед самой мордой пса. Шерсть у Дола на загривке встала дыбом, уши опустились и оттянулись назад, а хвост прижался к ногам. Кор потом долго не мог вернуть доверие Дола и преодолеть его гордую отчужденность.
Где-то хрустнула ветка, и Кор насторожился. Вчера садовник, по просьбе Аны, рассыпал по саду какую-то вонючую дрянь, дескать, слишком много развелось землероек и кротов, и теперь резкий, невыносимый запах бил в нос, заглушая все остальные, доводя до головокружения. Пора идти, скоро рассвет…
Ана, как дикая кошка, прыгнула с ветки на волка, лежащего под старым деревом, и вонзила сверкающее лезвие в самое основание головы, где мощный загривок переходил в туловище, и, задыхаясь от отвращения, навалилась всем телом на рукоять, чтобы острое жало как можно глубже поразило эту нечеловеческую, враждебную плоть. Отскочив, она с силой выдернула кинжал, и темная кровь ударила струей.
Черный волк, упав набок, силился повернуть огромную страшную морду, но не мог. Ана поняла, что он хочет увидеть, от кого принял смерть. Она подошла и, встав на колени, заглянула в волчьи, уже подернутые пеленой глаза.
— Это я, — тихо сказала она волку.
Гнев и сострадание боролись в ней и отражались на ее лице, и волк понял это. Он закрыл глаза, вытянулся в струну на прихваченной ранними заморозками земле и испустил дух.
Наступал серый рассвет. Очнувшись от минутного забытья, Ана в полумраке нащупала на шее мертвого волка золотую цепь с медальоном и сорвала ее, сломав застежку. Потом встала и, заглянув в старый бездонный колодец, бросила в него знак королевской власти. Старая нянька говорила ей, что этот колодец хранит много тайн. Что ж, сегодня к ним присоединилась еще одна…
Ана вынула из-за пазухи сложенное в несколько раз тончайшее белое полотно и накрыла им волка. Затем, раскидав под дубом, рядом с могилой Дола, хрусткую осеннюю листву, в рыхлой лесной почве вырыла яму, помогая себе кинжалом.
Черный волк лег в землю рядом с тем, кого любил в этой жизни. Нарубив веток, Ана забросала ими свеженасыпанный холмик земли и толстым слоем запорошила его листьями, потом присела рядом. Все плыло у нее перед глазами. В каком-то оцепенении она протянула в сторону руку, чтобы в нее вложили птицу, вздрогнув, очнулась и закрыла лицо руками.
В последний раз взглянув на печальное место, Ана прошла из сада в конюшню, вывела оседланного Ветра и, завернувшись в темный плащ, подбитый мехом, умчалась в долину, в затянутые пепельными туманами просторы. И больше никто никогда не слышал о прекрасной принцессе.
А в замке на горе очень скоро угасла королева, потерявшая вдруг все, что наполняло ее жизнь смыслом.
1.
Над тихой долиной промчались века и стерли в пыль гордые очертания каменной громады замка на скалистом мысу. Зубцы башен обвалились, стены разрушились, тлен и запустение царили теперь в жилище королей, где давно уже селились и множились только стаи воронья.
Старый ворон, живший в замке почти триста лет, часами грел на солнце свои кости и равнодушно наблюдал, как там, внизу, в прежде ярко зеленеющих долинах, исчезают густые высокие леса и мелеют быстроводные реки. Некогда плодородные, черные земли заболачиваются, и глубокие овраги, как морщины, избороздили просторные поля. Люди уходят все дальше, в глубь долины, тесня соседей, селясь на каменистых склонах гор, мало пригодных для жилья, и отсюда, с высокой полуразрушенной башни, человеческие жилища кажутся старому ворону крохотными и ненастоящими. Знойные пыльные ветры иногда приносят из тех далеких мест слабые запахи дыма от очагов, и тогда мрачно нахохлившейся птице вспоминается давняя суетливая, шумная жизнь в замке, забытые лица давно ушедших людей…
Ворон дремлет, склонив голову. Вместе с ним в надвигающихся сумерках засыпают темные печальные развалины, над которыми встает в своем зыбком сиянии вечная луна.
День клонился к вечеру, и юноша, неохотно помогающий отцу вынимать из печи горячие противни, часто и с тоской поглядывал в низкое маленькое окно на быстро темнеющие горы. Его отец, ловко управляясь с пышущей жаром печью, весело напевал, что-то громко спрашивал у сына и, привычно не дождавшись ответа, снова начинал петь.
Юноша ненавидел эту веселость отца. Как можно все время быть в хорошем настроении, когда в доме часто нечего есть, кроме куска вчерашнего хлеба? Подавать нищим милостыню, зная, что отдаешь последние деньги?
В их селении они едва ли не самые бедные. Не потому, что отец мало работает — он стоит у печи с утра до ночи — а потому, что для других он ничего не жалеет. Он не умеет копить. Он не думает о завтрашнем дне. Один-единственный раз ему представилась возможность выдвинуться: его пригласили в деревенский совет на уважаемую и денежную должность. А он что ответил? Юноша зло посмотрел в спину отцу. "А кто тогда будет печь хлеб?" И остался в своей маленькой тесной пекарне — печь хлеб. Летом — в удушающей жаре, зимой — на ледяных сквозняках. Хлеб у отца получается чудный, вкусный. Его раскупают мгновенно, едва мать выносит лотки с горячей выпечкой на деревенскую базарную площадь. Но почему нужно продавать его почти задаром?!