Так вот, моя мама Марта в последние годы часто вспоминала тот случай и говорила, что это очень важно и что не случайно тот солдат поминал черта. Что, должно быть, спрятал он сокровище генерала Маннергейма под Чертовым камнем. Не знаю, что это за камень, но раз моя мама считала это настолько важным, пишу тебе, дядя Саймон. Ты сам решишь, что нужно делать. Мама похоронена на лютеранском кладбище Аделаиды…»
– Правильно Марта догадалась! – проговорил Семен.
Надежде показалось, что он за эти несколько минут постарел на десять лет.
– Поедем завтра с тобой в Суоярви! – закончил старик не терпящим возражений тоном.
– В Суоярви? – переспросила Надежда. – А зачем?
– Шкатулку ту возьми! – проговорил Семен вместо ответа, вздохнул и вышел из дома.
Наутро Надежда поднялась рано, но во дворе ее уже ждали Семен Степанович и Николай.
– Взяла? – коротко осведомился Николай.
Надежда кивнула.
– Однако быстрее нужно, – сказал он озабоченно, – дел у меня невпроворот! Начальство в Выборг требует для доклада, опять же МЧС встретить надо. Теперь завертится карусель!
Участковый оседлал свой мотоцикл, Семен сел позади него, Надежда с удобством разместилась в коляске. На коленях у нее покоилась драгоценная шкатулка, аккуратно завернутая в позаимствованную у Люськи полотняную наволочку.
Вскоре они выехали на широкую дорогу, и через час подкатили к поселку Суоярви.
Чуть в стороне от поселка, на вершине небольшого холма, возвышались развалины строгой лютеранской церкви. Вокруг развалин копошились какие-то люди – разбирали камни, расчищали проходы между стен.
– Финны, добровольцы, – пояснил участковый. – Областное правительство разрешило им восстановить эту церковь и кладбище при ней. Здесь похоронены многие участники Финской кампании…
Николай подъехал к работающим.
Навстречу ему вышел высокий худощавый человек в черном пиджаке и пасторском воротничке.
– Вот… – неуверенно проговорил участковый, – вроде как разговор имеется… – Он повернулся к Семену Степановичу, как бы передавая ему слово.
Старик заговорил с пастором по-фински, сначала с трудом подбирая слова, потом все живее и живее.
Пастор слушал внимательно и удивленно, время от времени вставляя короткие реплики.
К концу разговора на его лице появилось выражение растерянности и недоверия.
Закончив, дед Семен указал на Надежду и проговорил:
– Ну, отдай ему, что ли…
Надежда развязала Люськину наволочку, открыла шкатулку, протянула ее пастору.
Тот схватился рукой за горло, как будто ему стал тесен воротничок, лицо у него странно изменилось.
– Это не христианская реликвия… – проговорил он по-русски, справившись с волнением. – Но это предмет, священный для каждого финна… я глубоко благодарен вам за его возвращение…
– Вот так-то, – удовлетворенно сказал дед Семен, – все, что могли, мы сделали. Пускай они теперь сами разбираются, на высоком уровне, что с этой мандалой делать…
– А у тебя, Николай, неприятностей не будет? – осторожно спросила Надежда. – Надо было начальству отчитаться…
– Слушай, у них там по поводу маньяка такая суета, да еще дот, полный оружия нашли! – отмахнулся участковый. – Да если бы я с этой штукой в управление притащился, мне бы никто спасибо не сказал! Пристраивай ее потом, кому эта головная боль нужна? И так на меня Петухов косо смотрит! А Семену я жизнью обязан…
Люська бросилась на шею участковому, как будто они расстались не два часа назад, а все десять лет.
– Вернулся, – приговаривала она, пряча лицо у него на груди, – живой…
Она явно переигрывала, но Николай, похоже, так не думал, потому что выглядел растроганным и нежно гладил Люську по голове. Не успела Надежда смыть с лица дорожную пыль, как отворилась калитка и во дворе показались три фигуры. В первой Надежда узнала Митю, внучатого племянника Аглаи Васильевны, который и подсуропил ей эту непыльную работенку. За ним вошла рослая, дочерна загорелая женщина. Она без труда несла тяжелую на вид сумку, и Надежда тут же идентифицировала ее как Митину жену, вернувшуюся из Крыма. Сравнив супругов, она лишний раз убедилась, что мужчины хрупкого сложения любят крупных, сильных женщин. А третьим за ними протиснулся кто-то удивительно знакомый, в котором Надежда Николаевна с изумлением узнала собственного мужа Сан Саныча.
– Надя! – вскричал он и подскочил к ней одним прыжком. – С тобой ничего не случилось?
Надежда испытала сильнейшее желание броситься мужу на шею и, уютно устроившись у него на груди, поведать сквозь слезы про страшного маньяка и про то, как ее, Надежду, едва не убили возле Чертова камня. Но она тут же призвала себя к порядку. Ей прекрасно известно, чем обернется ее необдуманный порыв. На людях муж, конечно, ей посочувствует и не станет выговаривать. Зато, когда они останутся одни, Надежда получит всего по полной программе. Муж снова заведет свою воспитательную волынку, что она – несерьезная и легкомысленная личность, что сама ищет неприятностей на собственную голову, что незачем было влезать в опасное дело о маньяке, незачем привлекать к себе внимание, вынюхивать и разведывать.
«Нет уж, хватит с меня нравоучений!» – подумала Надежда и спросила мужа холодно:
– А что со мной должно было случиться? Ты послал меня сюда – в тихое спокойное место, просто курорт, я отдыхала на природе…
– Твой мобильник не отвечал, я просто места себе не находил от беспокойства! И кот очень переживает…
– Ты бы еще кота сюда притащил! – прошипела Надежда, вспомнив, как хамски обошелся с ней рыжий предатель.
– А у нас тут такие дела творятся! – Люська набрала воздуха в предвкушении рассказов, но появившаяся на крыльце Аглая Васильевна ловко ткнула ее палкой в гипс. Люська охнула и замолчала. Николай хоть и мужчина, а более тонко понимал человеческую психологию, он сообразил, что в данной ситуации нужно поменьше болтать, и ненавязчиво увел Люську в дом.
– Клавочка! – радостно обратилась старуха к Митиной жене. – Как я рада тебя видеть!
Приступ просветления снова закончился слишком быстро.
– Пост сдан, – тихонько сказала Надежда молодой женщине, указав глазами на старуху.
– Пост принят! – рассмеялась та, как видно, хороший отдых на море пока еще перевешивал грядущие две недели в глуши наедине с потерявшей память старухой.
Как выяснилось, Сан Саныч привез супругов на машине, но пришлось ее бросить на шоссе, потому что по лесу мог ездить только мотоцикл участкового. Надежда мигом собрала вещи, простилась с Аглаей Васильевной, и тут выскочила Люська и, стрельнув бедовыми глазами на Сан Саныча, сунула Надежде в руки бидончик с брусничным вареньем. Надежда решила, что кто старое помянет, тому глаз вон, и расцеловалась с Люськой по-хорошему. Николай выкатывал уже свой мотоцикл, и тут во двор влетело что-то большое, лохматое и с размаху кинулось Надежде на грудь.