– Вы сможете сделать это? О, Гийом, как это было бы здорово!
– Чтобы вернуть вашу улыбку, я бы сделал еще больше, к тому же Брест – не на краю земли. Да и потом, я и сам буду рад встретиться со стариной Феликсом. Мне тоже его недостает.
– Скорее всего, Агнес это не понравится. Она очень не любит ваших отлучек…
– Что-то подсказывает мне,– рассмеялся Тремэн,– что в данном случае ее это вполне устроит на какое-то время. Мы с ней немного повздорили из-за того, что она втемяшила себе в голову безумную мысль – одарить наших детей именем де Нервиля…
– Не может быть! – воскликнула мадам де Варанвиль, удивленно вскинув брови. – Откуда могла взяться подобная идея?
– Если бы я знал! Когда-то я говорил вам, что со временем люди меняются! Ну а теперь позвольте мне вас покинуть. Погода опять портится…В самом деле, было видно, как за окном порывистый ветер раскачивает и клонит к воде развесистые ивы, окаймляющие берег реки. Почти тут же проливной дождь обрушился на маленький замок, и тяжелые капли забарабанили по кровле, словно дробные выстрелы мушкетов.
– Вам не стоит уезжать, пока не прекратится этот потоп. Обождите немного.
– Нет. На этот раз Агнес действительно будет беспокоиться. Она ведь не знает, куда именно мы отправились.
– Тогда по крайней мере оставьте у меня Элизабет! Она здесь переночует, а потом я сама отвезу ее домой…
– Я не в силах отказаться… но вы же можете себе представить, на что они с Александром способны, когда собираются вместе!
– Придется рискнуть! Для большего спокойствия я уложу ее спать в своей комнате. Что касается вас, то постарайтесь уехать, не дожидаясь моего визита в Тринадцать Ветров. Признаюсь вам, что эта нервильская блажь Агнес заинтриговала меня, и я бы хотела поболтать с ней с глазу на глаз.
– В таком случае лучше не говорите ей, что вы позволили своим слугам отправиться на праздник в Токвиль. Она расценила как преступление мое участие в церемонии в Сен-Васте.
– Она не права, – заявила Роза уверенно. – В такие времена, как теперь, лучше предоставить некоторую свободу тем, кто служит нам. Это избавит их от необходимости силой отстаивать свои права!.. Я пойду скажу Фелисьену, чтобы он привел вашу лошадь. И постарайтесь поменьше думать об этой ерунде!
Тремя днями позже, заключив с Агнес мирный договор на тех единственных условиях, которые молодая женщина не могла не принять, – об этих условиях договариваются в постели,– Гийом отправился в Бретань. Это путешествие требовало времени, но он рассчитывал выиграть, нанимая лошадей на почтовых станциях. Если бы он отправился на Али, ему бы пришлось часто останавливаться на отдых, тогда как он намеревался скакать и ночью, и днем, чтобы сберечь время и провести хотя бы день в Овеньере. Он больше не мог оставаться в неведении относительно Мари-Дус, ведь до родов времени оставалось совсем мало. Предложение, сделанное Розе, с виду такое благородное, на самом деле было не без задней мысли: ему хотелось самому узнать, как там дела, и поехать туда, так как мадемуазель Лёду, опытная повивальная бабка, рекомендованная мадемуазель Леусуа, никак не решалась сама позвать его. Может быть, хитрая старушка Леусуа не давала ей рекомендаций на этот счет? Но как бы там ни было, раз уж он все равно вынужден ехать, то было бы глупо предварительно спрашивать у нее на это разрешение…
На самом деле Гийом был не прав, подозревая старушек в подобных грехах: письмо с вызовом ему было уже отправлено, но застряло в пути. Поэтому, когда Тремэн в полдень объявился в Овеньере, он тут же оказался свидетелем восхитительной сцены: одетая в белую рубашку из тонкого батиста с кружевами и в очаровательном чепчике на волосах цвета льна леди Тримэйн, уютно устроившись на подушках в своей кровати, кормила грудью младенца, круглощекого малыша, родившегося утром как раз 14 июля. Он с жадностью сосал молоко, как молодой жеребенок.
При виде входящего в комнату Гийома лицо молодой мамы озарилось радостной улыбкой. Мари-Дус излучала счастье, здоровье и довольство. Она потянулась к нему с поцелуем и представила молодому отцу плод их общей любви:
– Посмотри, как он мил! Я уверена, что в будущем он станет твоей копией!
– Еще один рыжик! – простонал Тремэн с унынием, которое он постарался скрыть за насмешливой улыбкой.
– Почему ты так говоришь? – спросила молодая женщина, с обидой восприняв его слова, так мало похожие на те, что она ожидала услышать.
– Потому что у меня уже есть двое таких же, сердце мое! Элизабет и Адам тоже обладают такой же рыжей шевелюрой, чтоб она пропала! Хорошо хоть, что у одной серые глаза, а у другого – как сливы, но скоро, наверное, станут голубыми.
– Я надеюсь, что у нашего сына они будут такими же как и у тебя! Ну что ж, это лишний раз доказывает, что матери играют очень незначительную роль, когда они носят твое дитя. Будь они хоть блондинками, хоть брюнетками, все равно твоя кровь одержит верх! Но ты и представить себе не можешь, до какой степени я горда! Разумеется, мы назовем его Гийомом!
– Ни за что! – вскричал он, внезапно охваченный неподдельным ужасом. – Называй его как хочешь, но только не моим именем.
– Но это так же имя твоего отца…
– Да, и он тоже был рыжим! Радость моя, согласись, что не следует осложнять события. То, что этот малыш решил родиться так сильно похожим на меня, уже само по себе настораживает…
Глядя на опечаленное лицо своей подруги, он не стал добавлять, что рождение дочери было бы для него гораздо предпочтительнее. Мальчик, носящий почти его собственное имя, но произносимое на английский манер, в будущем рисковал столкнуться с некоторыми проблемами. Тем более, если Мари станет упорствовать и захочет воспитать его в такой близости от Тринадцати Ветров – всего-то какая-нибудь дюжина миль, – рано или поздно тайна перестанет быть тайной, так уж устроен мир, и, расплываясь, как масляное пятно на скатерти, переползет за пределы Порт-Бай и достигнет Котантена. Впрочем, еще не время вспоминать об обещании, данном мадемуазель Леусуа, и предлагать молодой женщине покинуть уютное жилище, которое она так любит…
Младенец, насытившись, разомкнул свои губки, выпустив розовый сосок материнской груди. Откинувшись ей на руки, он закрыл глазки и, сложив трубочкой розовые губки, тут же сладко заснул. В тот же момент из-за занавеси кровати внезапно появилась молодая светловолосая женщина лет тридцати, изящная и проворная, как мышка, тонкие черты лица которой дополняли карие глаза, нежный и преданный их взгляд напомнил Гийому взгляд спаниеля. Она присела в неглубоком реверансе, затем нежно взяла из рук матери младенца, прижав его к своей груди. Мари-Дус ласково ей улыбнулась:
– Гийом, познакомься – это Китти, о которой я тебе говорила. Она ухаживает за мной лучше, чем родная мать, хотя она и моложе меня… Дай подержать ребенка месье Тремэну, Китти!
Осторожным, но точным движением горничная передала ребенка в скрещенные руки его отца. В этот момент тот ощутил неведомые ему раньше чувства. Этот маленький комочек, лежащий в его руках, был плоть от плоти его и той женщины, которую он любил больше всего на свете, он представлял собой как бы квинтэссенцию их любви. Внезапно Гийомом овладело желание защитить его, уберечь от жизненных невзгод, воспитать всем назло и представить всему миру как собственного возлюбленного сына… короче говоря, глупое и совершенно необъяснимое желание. Его осуществление могло бы нанести вред и самому ребенку, и его матери. Если Агнес узнает о его существовании, то трудно даже представить себе, с какой стороны нужно будет поджидать опасность. Кто знает, что можно ожидать от женщины, способной в порыве ненависти разрушить до основания замок своих предков, не оставив камня на камне и не позволив даже, чтобы хоть малейшая частичка, которая могла бы пригодиться для дела, была использована. Теперь, неожиданно вспомнив о своем древнем происхождении, она пожелала возродить свое имя и присоединить его к имени своих Детей, оставив на память потомкам! Из осторожности, а также опасаясь причинить боль Мари-Дус, он решил отложить на будущее этот вопрос о переезде.