— И тем не менее вы потом уверовали в ее любовь… насколько нам известно…
— Ах, вы опять о том проклятом ожерелье? Знайте, барон, я все еще выплачиваю за него долги, и даже после моей смерти наследникам еще долгие годы придется вносить платежи этим несчастным ювелирам! Как видите, барон, «вор» оказался честным человеком!
— Никто и не сомневался, Ваше Преосвященство, кроме, пожалуй, тех, кого это устраивало. Я не из их числа и уверен, что ни король, ни даже королева не поверили в вашу вину. И меня не удивляет, что вы продолжаете погашать долг даже после того, как оказались в затруднительном положении, ведь все ваше имущество во Франции конфисковано. Ваше Преосвященство из рода Роганов. Этим все сказано, — добавил он, намекая на гордый девиз этих бретонских князей: «Королем быть не могу, до герцога не снисхожу, я — Роган!» — Но мы отклонились от главной темы нашего разговора. Смилуйтесь, монсеньор, или сжальтесь, Ваше Преосвященство, если вам так угодно, но скажите мне все, что вы знаете о нашем маленьком короле! Я ищу его уже несколько месяцев, и мое беспокойство не знает границ…
— Он был здесь, — прозвучал ясный женский голос, заставив Батца обернуться. Белокурая красавица вошла в комнату и, грациозно приблизившись, облокотилась на дядюшкино кресло. Он поднес ее руку к губам и, поцеловав, поднял на нее усталые глаза:
— Вы считаете, что лучше сказать ему, Шарлотта?
— Я считаю, дядюшка, что вы не имеете права лгать и что этот дворянин должен знать правду. Если он действительно барон де Батц…
— Чем заслужил я честь быть известным вам, мадам? — склонился Батц в глубоком поклоне. — При дворе в Шантильи меня было не видно, а в Версале и подавно!
— Так ведь от ребенка же! Он все нам рассказал: про побег, про путешествие в Англию в девичьем платье, про пребывание в доме герцогини Девонширской и про вашу жизнь в маленьком домике в Чатсворте, где вы ожидали конца зимы. Кажется, он вас очень любит.
— Мы, однако, не слишком ладили… — вздохнул Батц. — Я думаю, он мне не доверял…
— После того, что он перенес, трудно довериться кому бы то ни было… Особенно тому, кто его похитил. Но будьте спокойны: недоверие исчезло, он оценил ваши заботы, ваше обхождение… особенно после того, как его увез Монгальяр. Он с ним не церемонился, и, мне кажется, ребенок просто возненавидел его.
— Ваши слова проливают бальзам на мою душу, мадам… Скажете ли вы мне, где находится король сейчас? У принца Конде?
— Нет. На самом деле он так туда и не попал. Луи-Антуан… я хочу сказать, герцог Энгиенский под большим секретом привез его прямо сюда. А сам поехал доложить о произошедшем своему деду, и тот уже решил, как следовало поступить.
— А кстати, — перебил ее кардинал, — куда же, если быть откровенным, вы сами намеревались отвезти ребенка?
— Если бы я встретил его сейчас? К себе, в Овернь. Я купил там земли и замок на берегу Алье, вдали от селений, он притаился между рекой и горами. В самой глубине Франции. Место казалось мне идеальным для того, чтобы дожидаться лучших времен, реставрации, а пока можно было бы собрать верных соратников, ядро будущей армии. Но дозволено ли мне будет снова повторить свой вопрос: где наследник сейчас?
Не выпуская руки мадемуазель де Роган-Рошфор, кардинал поднялся навстречу Батцу:
— Поверите ли вы, если я скажу, что нам об этом ничего не известно?
Забыв о вежливости, Батц глубоко заглянул в его синие глаза и убедился в искренности кардинала. Но эту новость ему было нелегко переварить.
— Неизвестно, — эхом отозвался он. — Возможно ли такое?
— Только герцог Энгиенский смог бы ответить вам, ведь это он его увез, но он не скажет никому, даже вам: он поклялся молчать.
— Это касается и вас, его невесты? — спросил Батц, обращаясь к девушке.
По прекрасному девичьему лицу пробежала тень грусти.
— Да, и меня. Особенно меня… мы не помолвлены, несмотря на наше обоюдное желание.
Было бы верхом невежливости поинтересоваться, что же мешало помолвке, и Батц удержался, хотя вопрос уже готов был слететь с его губ: он не мог понять, что могло воспрепятствовать такому гармоничному союзу. Но кардинал в порыве гнева сам ответил на незаданный вопрос:
— Господин принц считает, что принцесса из рода Роган — недостаточно хорошая партия для его внука! Ему нужна королевская кровь! Зато ему удался брак своего сына, герцога Бурбонского, с Батильдой Орлеанской! Теперь на его гербе кровь убийцы короля, вдобавок Энгиенский вместо матери получил «гражданку Равенство», превратившую Бурбонский дворец в сумасшедший дом! Что до него самого, он живет супружеской жизнью с принцессой Монако! И еще нос воротит! Это мы должны были бы от него нос воротить!
— Прошу вас, дядя, — взмолилась Шарлотта, — забудьте, наконец! Может статься, принц передумает, к тому же наши семейные дела не интересуют барона. Я скажу вам, месье, все, что знаю: герцог Энгиенский сначала предоставил маленького короля нашим заботам… и было нетрудно привязаться к нему, несмотря на жуткие воспоминания, которые он порою вызывает. Через несколько дней герцог вернулся вместе с дворянином, бальи [42] , рыцарем Мальтийского ордена, имя которого назвал только присутствующему здесь господину кардиналу, взяв с него слово хранить молчание. Они приехали за мальчиком, чтобы отвезти его в какое-то место, известное только им. Поверьте, для нас это был трудный час. Шарль-Луи хотел бы остаться здесь, но приходилось повиноваться. Вот поэтому мы больше ничего не можем добавить к сказанному.
— Но этот бальи, этот человек без имени, он не отвезет его к регенту в Верону? — заволновался Батц.
— Могу вас уверить, что нет, потому что я сам задал тот же вопрос этому мальтийскому рыцарю. Не забудьте, что великим магистром ордена тоже был один из Роганов. Быть может, короля отвезли к нему? Это было бы, по-моему, правильным решением. На Мальте и под покровительством такого лица королю бы ничто более не угрожало. Но это не что иное, как просто предположение…
— Придется удовольствоваться этим. Ваше Преосвященство, мадемуазель, от всего сердца благодарю вас за то, что вы были так искренни со мной. Когда доведется увидеть вам герцога Энгиенского, прошу вас передать ему, что он вправе призвать меня, когда и где понадобится: я буду готов ради него всегда…
— Так почему не примкнуть к нему сейчас и не пойти сражаться с ним бок о бок? — воскликнула девушка. — Такой человек, как вы, будет для него как нельзя более ценен.
— Был бы счастлив, принцесса, — но мое сражение пока не здесь. Уверившись, что с Людовиком XVII все в порядке, я возвращусь во Францию и продолжу борьбу с Республикой, собирая под знамена всех, кто хочет возродить монархию. Когда станет возможным, я сам обращусь к господину принцу с просьбой лично доставить короля в Париж!
Через некоторое время, отобедав в трактире, Батц пустился в путь, направляясь к швейцарской границе, только на этот раз в Базеле он не остановился. Барон поехал прямо в Понтарлье, через Солер и Невшатель, где собирался переночевать у своего друга часовщика Натея, на чье имя он купил замок в Шадье. Батц предполагал, что застанет там людей, верных королю. А оттуда через Бресс, Шаролэ и Бурбоннэ он доберется до Клермона в Оверни и до Отза, откуда до его замка рукой подать. Пора, пора было познакомиться с замком поближе. Пусть даже и в одиночестве, но провести зиму в уголке у очага, в своем собственном доме казалось барону истинным удовольствием, которое уже давно не было ему доступно. Но как бы ни было хорошо в Шадье, никогда не забудет он Шаронну, маленький рай, принадлежавший Мари, которого он вот уже год как лишился…