И еще ввели новые правила: часть посещений отменили, а мадам де Турзель даже угодила на несколько дней в тюрьму. Ее обвиняли в том, что она была связной между своей бывшей воспитанницей и королем Людовиком XVIII. Что до мадам де Шантерен, ее, как и принцессу, сейчас держали взаперти, ей категорически запретили покидать башню. Она очень страдала из-за этого, как смогла убедиться Лаура, когда, обосновавшись у мадам Клери, побежала проситься в башню. На удивление, Лауру сразу же пропустили к юной мадам. В самом деле, не могло же им там наверху прийти в голову, что девушка из свободной Америки будет поддерживать отношения с эмигрантами вообще и с малым двором в Вероне в частности.
У мадам обстановка была уже не та. Сама она улыбалась все реже. И эта улыбка, когда и появлялась на милом лице, была наполнена меланхолией, которую раньше Лаура за ней не замечала. Порой даже казалось, что в чудных голубых глазах, еще влажных от ночных слез, стоял крик о помощи. Наблюдая за сумрачной физиономией мадам де Шантерен, Лаура подумала, что Мария-Терезия страдает от плохого настроения своей надсмотрщицы. А та и не скрывала, что не в духе.
— Я уже три письма написала министру Бенезешу, — поделилась она с Лаурой, — а он и не думает отвечать! Просто невероятно, что меня, такую аккуратную, так свято соблюдающую свои обязанности, так жестоко наказали!
— Ну, мне кажется, что заточение ваше временно. Пока не утихнут недавние страсти…
— Да услышит вас бог!
— Надеюсь, что услышит, но, прошу вас, не очень выставляйте напоказ свое горе перед нашей бедняжкой. Она действительно страдает, видя вас в таком состоянии.
Мадам де Шантерен как-то странно посмотрела на Лауру, как будто хотела что-то сказать, но не решалась. В конце концов она вздохнула:
— Уверяю вас, я нисколько не обременяю ее моими неприятностями! У бедняжки и своих хватает.
— Неприятностей? Неужели она до такой степени страшится выезда в Австрию?
— Наверное. Вот уже несколько дней она сама не своя. Я посоветовала ей, чтобы отвлечься, записать свои воспоминания, все, что она здесь пережила…
— И вам кажется, что это поможет ей отвлечься? — поразилась Лаура. — Ведь вспоминать о времени, проведенном в башне, очень неприятно!
— Она находит в этом, полагаю, некоторое удовлетворение. Я помогаю ей по мере сил уточнить то, что еще неясно, расплывчато… и потом, — добавила она, понизив голос, — эта работа нужна правительству.
Что тут добавишь? Тема была закрыта.
Как-то к вечеру, когда три женщины пили чай с бисквитом (отвратительная ноябрьская погода не позволяла выйти в сад), Гомен вошел доложить о прибытии «гражданина министра внутренних дел».
Лаура тут же собралась уходить, но принцесса задержала ее, тронув за рукав:
— У вас постоянный пропуск, а то, что мне скажут, наверняка не скреплено секретной печатью…
Вошедший поклонился с элегантностью и почтением, как пристало дворянину. Он был похож скорее на придворного, нежели на террориста. Красивый мужчина, несколько полноват, с очень темными волосами и кожей цвета слоновой кости, теплого оттенка Средиземноморья, Пьер Бенезеш, рожденный в Монпелье лет сорок тому назад, принадлежал к судейскому сословию, так тесно связанному с дворянством, что и повадки у них были те же. Ловкий воротила, удачливый в переговорах, он обладал живым тонким умом и быстро увлекался. До революции у него был в Версале собственный оружейный заводик и журнал, публикующий официальные акты. В душе пацифист и вовсе не убежденный республиканец, он пережил в самый день своего назначения министром донос, поступивший в Директорию, обвинявший его в роялистских настроениях, но у него хватило здравого смысла не обращать внимания на злобные наветы. Бенезеш даже более, чем его коллега из министерства внешних сношений, был подходящей фигурой для переговоров по такому деликатному предмету, как выезд Марии-Терезии из страны. Эта деятельность помогала ему отвлечь внимание властей от некоторых фактов его биографии: его брат и сын были эмигрантами, а жена в первом браке была замужем за маркизом де Буйе [68] .
Итак, войдя, он низко поклонился и извинился, что зашел к мадам без предупреждения. Бенезеш, казалось, не замечал сверлящего взгляда мадам де Шантерен, у которой на сердце камнем лежали три письма, оставленные без ответа. Министр выказал особое почтение Лауре, а затем перешел к небольшой речи, имеющей целью сообщить мадам официальную новость о ее скором освобождении с последующим отъездом в Вену.
Но Мария-Терезия сразу запротестовала:
— Я не хочу ехать в Австрию. Эти люди нас не любят. Император позволил убить мою матушку и свою родственницу, он ничего не сделал, чтобы избавить ее от мук, и в этих условиях мне будет просто стыдно стать эрцгерцогиней.
— Я понимаю вашу точку зрения, но выйдет ли Ваше Высочество замуж за эрцгерцога Карла или не выйдет, это республиканскую Директорию никак не касается. Уже в Вене мадам сама решит, дать согласие или же отказать. Она совершенно свободна в выборе и может распоряжаться собой по своему усмотрению. И если я позволил себе предстать сегодня перед нею, то только для того, чтобы служить. Поэтому покорнейше прошу сообщить мне, кто из дам и прислуги составит ее свиту.
Озабоченное лицо Марии-Терезии вмиг осветилось:
— Это правда? Я могу выбрать?
— Ну конечно. Само собой, в пределах благоразумия…
— В таком случае я прошу включить дам Мако и Турзель, из которых одна опекала меня в детстве, а вторая занималась моим воспитанием, а также мадам Серен, бывшую даму, которая отвечала за гардероб моей бедной тетушки Елизаветы…
— Насчет этой последней сначала требуется выяснить, где она находится. Что до мадам де Мако, то ее возраст не позволит ей совершить такое долгое путешествие. Кто еще?
Принцесса указала на обеих присутствующих рядом с ней дам:
— Эти дамы дороги мне… если они пожелают… И, наконец, мадам Варенн, бывшая камеристка матушки.
— А из мужчин?
— Гомен, он первый проявил ко мне сочувствие, а также Франсуа Ю, верный камер-лакей моего отца, его найдете вы на набережной Анжу… Менье — пусть служит поваром, еще ключник Барон, который будет моим камер-лакеем. И, наконец, моя собачка Коко, которую вы видите здесь… — она склонилась, чтобы погладить вздыбившуюся шерстку своей любимицы.
— Хорошо. Мы все сделаем, чтобы мадам была довольна, но нужно понимать, что все эти люди не смогут сопровождать вас до самой Вены. Там в дорогу уже собираются австрийские дамы, которые будут обслуживать мадам, и уже выехал принц Гаврский с большой свитой, он отвечает за вашу встречу в Австрии…
— Все уже так далеко зашло?
— К чему же медлить, если все согласны? Ах, чуть было не забыл! С завтрашнего дня гражданка Гарнье, портниха по платьям, и Клуэ, портниха по белью, а также гражданка, обязанная составить приданое мадам, явятся сюда. Не может быть и речи, чтобы мадам выехала из Франции без гардероба… Ваше Королевское Высочество! Мадам! Честь имею! — откланялся он наконец.