— Вам хочется в Версаль?
— О нет! Версаль стал для меня ничем. Для счастья мне будет достаточно и самого простого дома во Франции. Даже пристройки для челяди к вашему разрушенному замку…
Лаура расхохоталась:
— Надеюсь все же предложить вам нечто лучшее, если, конечно, предоставится такая возможность. Но ведь у вас, мадам, вся жизнь впереди! Вы так молоды! Кто знает, что готовит вам бог…
Но это они как раз скоро узнали.
К полуночи, когда в замке все уже спали, на крутой подъездной аллее, что вела во внутренний двор, показались два экипажа. Они направились к крепостному входу в нижнем дворе, между молочной и коровником, откуда, круто завернув, можно было попасть к парадному крыльцу. Фонари на каретах были погашены, и пришлось бы приехавшим долго уговаривать слуг отворить ворота в этот час, если бы в конце концов из экипажа не раздался голос барона Альфонса: он приказал немедленно впустить их. И тем не менее когда оба экипажа — кабриолет барона и дорожная берлина, которой правил Филипп Шарр, — остановились у дверей высокого замка, дорогу им преградили двое: Жуан и Жозеф, вооруженные пистолетом и ружьем.
— Голос легко изменить, господин барон, — пояснил Жозеф, — обычно в ваш приезд перед каретой скачет курьер.
— Я тебя, Жозеф, ни в чем не упрекаю. Ты исполняешь свой долг. Господа, прошу следовать за мной, заходите. Жозеф, попроси Яковию разбудить дам и… собрать багаж… принцессы!
— И, конечно, маленькой Элизабет?
— Нет. Идемте, господа!
Один из тех, кого он ввел в Рыцарский зал, был дворянином, его походка и манера держаться не оставляли в этом никаких сомнений: это был безупречно одетый, элегантный высокий красивый блондин лет сорока с волевым, четко очерченным лицом, словно освещенным яркими серо-голубыми глазами. Второго Лаура, прибежавшая в халате, с волосами, заплетенными в толстую косу, узнала сразу. Это был Руже де Лиль, ее мимолетный друг, благодаря которому она познакомилась с Бенезешем. Он направился к ней, а остальные, к которым присоединился и Филипп Шарр, лишь молча ей поклонились. Она не скрывала ни беспокойства, ни удивления: ночной приезд этих людей не сулил ничего хорошего.
— Господин Руже де Лиль? Вы здесь? И с вами вместе, барон? Могу ли я узнать, что все это означает?
Она обращалась к ним двоим, но взгляд ее остановился на элегантном незнакомце, который, отойдя в сторону, был как будто поглощен созерцанием портрета «короля швейцарцев». Кто этот человек и зачем он приехал сюда?
— Мы вскоре представим вам этого господина, — тихо произнес барон Альфонс, — но будьте уверены, что он здесь с благой целью. Здорова ли мадам?
— Она, как мне кажется, абсолютно здорова. Но к чему этот вопрос?
— Чтобы знать, в состоянии ли она немедленно отправиться в путешествие. Ей надлежит срочно покинуть замок… этой же ночью!
— Как же так? Ехать? Но куда?
— Этого вы не узнаете, но присутствующий здесь господин Руже де Лиль, участие которого в судьбе мадам вам известно, посланник господина Талейрана-Перигора [81] , французского министра внешних сношений, вышедшего в отставку в прошлом июле, расскажет вам подробнее об этом деле.
— Но я думала, он служит у господина Бенезеша…
— Господин Бенезеш, увы, уже не у власти… — вступил в разговор сам Руже де Лиль. — Он смещен из-за обвинения в большой симпатии к партии роялистов… но, несмотря на это, с ним все в порядке, и он целует вам руки, мадам, — прибавил он, увидев, как сдвинулись брови молодой женщины. — Сейчас не время для… радикальных действий. Но перейдем к делу, которое привело нас сюда в столь поздний час. Одним словом, принцессе угрожает опасность. Опасность серьезная, и ей потребуется другое убежище.
— Опасность? Так вдруг? И почему сегодня опасность стала большей, чем была вчера? Мы живем здесь вот уже четыре года, никого не видя…
— Она стала кое-кому мешать. Сейчас я объясню. 10 июня прошлого года в Митаве, что в Курляндии, после четырех лет почти полного заточения в Вене, лжепринцесса вышла замуж за своего кузена герцога Ангулемского. Это означает, что она возвращается на политическую арену и с этого момента, если можно так выразиться, становится частью европейского пейзажа…
— Тем лучше для нее!
— Мне кажется, мадам, что вы не хотите понять. Это означает, что всякое появление настоящей принцессы станет катастрофой для большого числа людей. Начиная с короля Людовика XVIII, который был обо всем осведомлен, но все-таки благословил этот брак.
— Он знал, что принцесса не настоящая, и все же выдал ее за своего племянника? — недоверчиво проговорила Лаура. — Даже не подумав о том, что будущие дети станут незаконными наследниками?
— Детей не будет, в этом и заключается особенность всего дела: герцог Ангулемский не… не имеет… не может иметь детей. Теперь король пристроил рядом с собой, как ее все называют, «тампльскую сиротку», а на самом деле несравненное политическое знамя! Его беспокоит только следующее: как бы она не забыла свою роль, а нежданное появление другой не разрушило бы все его планы. Поэтому он пожелал, чтобы это крайне нежелательное появление стало бы абсолютно невозможным, и его агенты получили соответствующие инструкции.
— Ничтожество! — выругалась Лаура. — Он все сделал для того, чтобы отстранить от трона Людовика XVI и его детей. Я знаю, что он на все способен!
— Ну, вот и поладили, — вздохнул автор Марсельезы, — но Людовик XVIII — не единственная опасность. Есть еще и Австрия.
— Австрия? А она при чем?
— Пока подложная мадам жила в затворничестве в Хофбурге, им было нечего бояться, но теперь, после замужества, Вена опасается появления второй принцессы не меньше, чем король Митавы…
— Неужели и с этой стороны находятся люди, готовые совершить убийство? — возмущенно вскрикнула Лаура.
— Нет. Барон Тугут, министр иностранных дел Австрии, придумал кое-что похуже.
— Что может быть хуже, чем могила?
— Сумасшедший дом, сударыня! Крики несчастных, содержащихся там, всегда можно списать на помешательство, а это больше подходит изворотливой дипломатии, всегда предпочитавшей медленное угасание грубости убийства. И шума меньше! Тишина — излюбленное оружие Габсбургов.
— О господи! Несчастное дитя!
Обессиленная от груза чудовищных известий, Лаура упала в кресло. Но, так привыкшая к борьбе, она тут же вскочила:
— Что вы собираетесь с ней делать?
— Увезти отсюда немедленно, — решительно ответил Руже де Лиль. — Вчера в Люцерн уже прибыл врач по душевным болезням в сопровождении уж очень многочисленных приспешников. Я видел это сам: вчерашним днем я поехал туда по поручению господина Талейрана, которому продал эти сведения один поиздержавшийся шпион. Мне пришлось сразу же отправиться к присутствующему здесь господину барону Пфайферу, у которого я встретил Филиппа Шарра.