Вернувшись на виллу, процессия рассеялась. Одна за другой молодые женщины проходили перед Сафо, приветствовали ее и исчезали за портиком, но, когда к ней подошла Марианна, поэтесса взяла ее за руку и увлекла к часовне.
– Этой ночью лучше будет, чтобы ты не смешалась с другими. Возвращайся к себе. Немного позже я принесу тебе поесть.
Марианна покорно подчинилась и закрыла за собою дверь. Внутри уже стало почти совершенно темно и царил сильный рыбный запах, которого не было, когда она уходила, и источник которого она попыталась найти. Она решила, что нашла его, когда обнаружила около кровати небольшую блестящую рыбку и машинально подобрала ее. Она смотрела на нее, еще не в состоянии понять, как она могла попасть сюда, когда вошла Сафо, неся на голове корзину со съестными припасами, а в руке масляную лампу, которую она сейчас же зажгла и поставила на стол. Но, увидев, чем заняты руки Марианны, она нахмурила брови, подошла к ней и отобрала рыбу.
– Надо будет выбранить Йоргоса, – сказала она непринужденным голосом, звучавшим довольно фальшиво. – Когда он приносит свой улов, у него уже превратилось в манию оставлять свои корзины здесь, ибо он считает, что кухня слишком далеко!
– Это вовсе не так важно, – сказала молодая женщина с улыбкой. – Просто я не могла понять, как эта рыба очутилась здесь…
– Как видишь, вполне естественно! Ты можешь поужинать.
Она быстро выложила на стол кусок жареного козленка, несколько томатов, хлеб, сыр и неизбежный виноград, но потом начала медлить, расставляя миски и наполняя их, словно выигрывала время перед тем, как сказать то, что должна была сказать. Внезапно она решилась.
– Когда ты поешь, – сказала она, – не ложись спать. Я приду, когда станет совсем темно…
– Чтобы куда-нибудь пойти?
– Не задавай вопросы хотя бы теперь!.. Скоро ты поймешь многое, что, без сомнения, покажется тебе странным, если не безумным. Знай только одно: я не делаю ничего, что не имеет глубокого смысла, и я должна была долго размышлять в течение всего дня, прежде чем решить, что делать с тобою.
Горло Марианны мгновенно пересохло. В голосе женщины звучала угроза, скрытая, но непримиримая. Она внезапно подумала, что, может быть, действительно имеет дело с сумасшедшей, которая, подобно всем душевнобольным, не могла осознать свое состояние. Но она не хотела показать охватывавший ее страх и ограничилась тем, что прошептала:
– Ах… и ты решила?..
– Я решила… да, оказать тебе доверие! Но горе тебе, если ты меня обманешь! На всем Средиземном море не найдется уголка, где бы ты спаслась от нашей мести!.. Теперь ешь и жди меня! Ах, я забыла…
Она вынула из корзины сверток черной материи и бросила на кровать.
– Наденешь это! Ночь – надежное укрытие, если ты полностью растворяешься в ней!
Какое странное создание! Хотя на ней была все та же нелепая античная одежда, нынешняя Сафо резко отличалась от той, какой она была до сих пор. Словно она вдруг сбросила маску и показала подлинное лицо. И было в этом лице что-то неумолимое, вызывающее тревогу. Как-никак она же сказала, что выбрала доверие, но сказала это таким угрожающим голосом, что казалось, будто она сожалеет об этом, и что не она сама сделала выбор. Она подчинилась обстоятельствам…
Как бы то ни было, Марианна подумала, что лучше покориться, раз ее судьба зависит от этого, но все-таки быть настороже. Вместе с силами к ней вернулась и жажда жизни… Она спокойно уселась за стол, с аппетитом поела и даже получила большое удовольствие от вина, крепкого и горячительного, являвшегося славой острова, которое принесло, разлившись по жилам, такое приятное ощущение блаженства. К тому же она хорошо выспалась и чувствовала себя прекрасно, готовой к встречам с новыми препятствиями, которые, похоже, судьба нашла сомнительное удовольствие бросать на ее пути.
Когда Сафо вернулась в часовню, ночь уже давно наступила и Марианна, также давно готовая, без нетерпения ожидала, сидя на табурете, обхватив руками колени. Она переоделась в костюм, который ей принесли, костюм крестьянки с греческих островов: широкая черная юбка из хлопчатобумажной ткани с узкой красной каймой, собранная в талии кофта и большой черный фуляровый платок с красной вышивкой, которым она полностью закрыла волосы. Одетая почти таким же образом, Сафо бросила на нее оценивающий взгляд.
– Жаль, что ты не говоришь на нашем наречии! Тебя бы без сомнения приняли за нашу землячку. Вплоть до твоих глаз! Они такие же необщительные, как если бы ты родилась здесь. Теперь потуши лампу и следуй за мною, не делая шума.
Темнота окутала их. Марианна почувствовала, как Сафо взяла ее за руку и увлекла за собою. Снаружи ночь показалась ей черной, как чернила, и бросила в лицо аромат мирта и чабреца, смешанный с затхлым запахом овчарни. Без удерживавшей ее руки она, безусловно, упала бы на первых же шагах, ибо шла вслепую, ощупывая почву носком, прежде чем твердо поставить ногу.
– Иди же! – нетерпеливо прошептала Сафо. – Таким темпом мы туда никогда не доберемся!
– Но я ничего не вижу, – пожаловалась Марианна, воздержавшись от вопроса, куда они так торопятся.
– Это будет недолго! Сейчас твои глаза привыкнут.
Они в самом деле привыкли гораздо быстрей, чем представляла себе Марианна, и одновременно она поняла смысл предпринятых Сафо предосторожностей: в нескольких туазах от виллы, мешая женщинам преодолеть обваливающуюся стену, в ночи горел огонь. Его зажгли перед бесформенным белым строением, которое могло быть и мечетью, и сараем, и он освещал свирепые усатые лица нескольких турецких солдат, собравшихся вокруг висевшего над ним большого медного котла.
При свете этого огня Марианна заметила, что тропинка, по которой вела ее Сафо, проходит близко от этого караульного поста, но вот гречанка, приложив палец к губам, молча увлекла ее к остаткам стены какого-то, возможно древнего, укрепления. Заросли тамаринда и дрока раздвинулись и пропустили обеих женщин, которые под этой двойной защитой начали потихоньку двигаться вперед, согнувшись, стараясь, чтобы ни одна веточка не хрустнула. Под этим укрытием они прошли достаточно близко от турок, чтобы услышать запах их варева. Страх крепко держал в своих объятиях Марианну. Наконец опасное место кончилось, и женщины вскоре снова оказались на дороге, которая теперь петляла по остаткам античного кладбища, судя по древним стелам и обломкам саркофагов. Придя сюда, Сафо решительно свернула влево и направилась по каменистой тропинке, настоящей вьючной тропе, своенравно карабкавшейся к вершине гребня.
Глаза Марианны теперь достаточно освоились с темнотой, чтобы она могла разглядеть подробности пейзажа вплоть до светлых пятен горных розанов, разбросанных тут и там вдоль тропы. И, судя по ним, тропа, несмотря на ее извивы, вела прямо к белым стенам враждебного монастыря.
Марианна слегка потянула за юбку взбиравшуюся впереди нее спутницу.
– Но мы же не туда идем? – показывая на вершину, спросила она, когда Сафо обернулась.