– Если госпожа княгиня не сочтет за труд спуститься, господин граф ожидает ее к ужину.
Голос Атанаса, как всегда очень мягкий, подействовал на Марианну, словно трубы судного дня. Внезапно возвращенная на землю, она растерянно улыбнулась:
– Я приду… я сейчас же приду…
Она покинула комнату, тогда как оставшийся Атанас закрыл окно и задвинул за разлагающими воспоминаниями тяжелые деревянные ставни. Но когда она подошла к лестнице и протянула руку к белым мраморным перилам, отполированным сотнями рук, управляющий догнал ее.
– Могу ли я просить госпожу княгиню не удивляться ничему, что она увидит или услышит во время ужина? – попросил он. – Господин граф очень стар, и уже давно никто не входил сюда. Он очень польщен оказанной ему сегодня вечером честью, но… слишком много лет живет со своими воспоминаниями. В каком-то смысле они являются частью его, они присутствуют рядом с ним всегда. Госпожа могла заметить, что он всегда употребляет множественное число. Я не знаю, понятны ли мои объяснения.
– Не волнуйтесь, Атанас, – ласково сказала Марианна. – Меня уже давно ничто не удивляет!
– Но ведь госпожа княгиня так молода!
– Молода? Да… может быть! Но, без сомнения, менее, чем я выгляжу… Будьте спокойны, я не огорчу вашего старого господина и не отпугну его семейные призраки!
Тем не менее эта трапеза вызвала у нее странное ощущение нереальности. Не столько из-за старинного костюма из зеленого атласа, который хозяин надел в ее честь и, очевидно, носил при дворе дожа Венеции, сколько из-за того, что он практически не адресовал ей ни единого слова.
Он торжественно встретил ее у входа в большой зал, где поржавевшие доспехи несли караул перед осыпающимися фресками, и провел об руку вдоль бесконечного, загруженного старым серебром стола до кресла, стоявшего во главе стола справа от хозяйского, в которое он сам опустился.
На противоположном конце стола перед креслом, в точности подобном хозяйскому, стоял прибор, но на голубой тарелке старого родосского фаянса лежал полуоткрытый веер из перламутра с цветным шелком рядом с розой в хрустальной вазочке.
И на протяжении всего ужина старый сеньор обращался не к своей молодой соседке, а к невидимой хозяйке дома. Изредка он поворачивался к Марианне, стараясь вести разговор так, словно тень графини действительно поддерживала его с достоинством и остроумием. Он проявлял такую тонкую и старомодную галантность, что слезы выступали в глазах молодой женщины и горло перехватывало от волнения перед такой верностью любви, которая победила смерть, с трогательной настойчивостью воскрешая усопшую.
Таким образом гостья узнала, что графиню звали Фиоренца. И такой могучей была сила воображения мужа, что Марианна подверглась галлюцинации. Два раза она определенно заметила, что веер слегка колышется.
Время от времени она находила за украшенной гербом спинкой кресла взгляд Атанаса, стоявшего там в будничном черном костюме, который он оживил белыми перчатками. Но, несмотря на изобилие и свежесть подаваемых блюд, несмотря на волчий аппетит, напомнивший ей Аделаиду, Марианна была не способна оказать честь кушаньям. Она едва прикоснулась к ним, прилагая усилия, чтобы вести свою партию в этом призрачном концерте, и, терзаясь, молча молила Бога, чтобы он не продолжался слишком долго.
Когда наконец граф встал и, поклонившись, предложил ей руку, она с трудом удержала вздох облегчения, позволила довести себя до двери, едва удерживая безумное желание убежать, и дошла даже до того, что поклонилась и послала улыбку пустому креслу.
Атанас с канделябром следовал в трех шагах за ними.
На пороге она попросила графа не провожать ее дальше, настаивая на том, что не хочет прерывать его вечерний прием, и почувствовала, как сжалось у нее сердце при виде радостной торопливости, с какой он хотел вернуться в столовую. Закрыв наконец дверь, она обратилась к управляющему, который неуверенно посматривал на нее.
– Вы хорошо сделали, что предупредили меня, Атанас! Это ужасно! Несчастный граф!
– Он счастлив также. Госпоже княгине не стоит жалеть его. И теперь долгими вечерами он будет обсуждать визит госпожи княгини с… графиней Фиоренцей. Для него она жива. Он видит, как она приходит и уходит, садится рядом с ним, и иногда зимой он играет для нее на клавесине, который он когда-то с большими затратами привез из немецкого города Ратисбонна, потому что она любила музыку…
– И… давно она умерла?
– Но она не умерла. А если и умерла, то мы никогда об этом не узнаем. Она уехала двадцать лет назад с турецким губернатором острова, который соблазнил ее. Если она еще жива сейчас, она должна находиться в каком-нибудь гареме…
– Уехала с турком? – опешила Марианна. – Очевидно, она была сумасшедшая? Ваш хозяин выглядит таким достойным человеком, таким добрым… к тому же в то время и нравы были построже…
Атанас повел плечами, как бы показывая свое отношение к женской логике, и примирительным голосом ответил:
– Сумасшедшая? Нет! Она была красивая, но взбалмошная женщина, которая томилась здесь от скуки!
– В гареме она, конечно, получила массу развлечений, – язвительно заметила Марианна.
– Не скажите! Турки не такие глупые! Ведь есть женщины, созданные для такого образа жизни. Другие не выносят, когда их возводят на пьедестал: они чувствуют себя одинокими и испытывают страх. Наша графиня принадлежала одновременно к обеим категориям. Она любила роскошь, безделье, сладости и считала своего супруга ничтожеством, потому что он слишком любил ее! И со дня ее отъезда у господина графа разум помутился. Он ни за что не хотел признать, что ее больше здесь нет, и продолжал жить со своими воспоминаниями, словно ничего не произошло. Мне кажется, что от постоянного желания увидеть теперь он действительно видит ее, и он счастлив, может быть, больше, чем если бы она осталась с ним, поскольку годы не затронули предмет его любви… Но я наскучил госпоже княгине, которая, безусловно, желает немного отдохнуть.
– Вы не наскучили мне, и я не устала. Просто немного взволновалась. Но скажите: где Теодорос? Я его больше не видела.
– Он у меня. Порт подействовал на него настолько возбуждающе, что я предпочел отослать его домой. Моя мать занялась им. Но если его услуги…
– Нет, благодарю, – прервала его Марианна с улыбкой. – Я абсолютно не нуждаюсь в услугах Теодороса. Поднимемся, пожалуйста.
Войдя в свою комнату, молодая женщина увидела на столике возле кровати поднос с фруктами, хлебом и сыром.
– Я подумал, – сказал Атанас, – что госпоже за столом не особенно хотелось есть, но ночью ее может посетить внезапный голод.
Теперь Марианна подошла к нему, взяла его пухленькую руку и крепко пожала.
– Атанас, – сказала она, – если бы вы не были последним достоянием, которым реально владеет ваш хозяин, я попросила бы вас уехать со мною. Такой слуга, как вы, – это дар неба.