– Вы можете сказать, из-за чего начался пожар? Может, из-за взрыва?
– Если дверь сорвана с петель и стены обуглены… Квиллер завершил прогулку, заглянув на чашечку кофе в ресторанчик на Северной улице, затем купил воскресную газету в ночном универсаме на Юго-западной.
В полдень, когда он читал «Прибой» и подсчитывал типографские ошибки, позвонили в дверь. Подойдя к главному входу, он увидел лицо пожилого человека, наполовину закрытое капюшоном.
– Добрый день, – сказал человек звонким, бодрым голосом. – Есть у вас мышиные норы, которые бы вы хотели заделать?
– Простите, что?
– Мышиные норы. Я заделываю мышиные норы.
Квиллер недоумевал. Рабочие всегда входили через служебный вход и никогда не приходили в воскресенье, и обычно были гораздо моложе.
– Я совершаю свой моцион, – сказал старик. – Замечательный день для прогулок. Я Гомер Тиббит из клуба «Старая гвардия».
– Конечно! Я узнал вас! Заходите.
– Я видел вашего кота, разгуливающего с мышью в зубах на вечеринке, и подумал: может, вы хотите заделать мышиные норки. Я бы сделал это бесплатно.
– Позвольте вашу куртку, давайте сядем и поговорим.
Они прошли в библиотеку. Мистер Тиббит шёл энергично, неуклюже размахивая руками и топая. В камине горел огонь, и непрошеный гость стал к нему спиной, согреваясь.
– Я привык к старым домам, таким как этот, – сказал он. – Я был хранителем музея в Локмастере. Вы слышали о нем?
– Не могу сказать, что слышал. Я здесь недавно.
– Это был особняк судостроителя, целиком из дерева, и я заделал пятьдесят семь мышиных нор. В каменном доме, таком как этот, мыши должны быть умнее, впрочем, в Пикаксе все мыши умные.
– Что привело вас в эти суровые края, мистер Тиббит?
– Здесь я родился, и большая усадьба пустовала. Существовала ещё одна причина: бывший учитель английского в Локмастере преследовал меня. Я ушёл в отставку в должности директора пикакской высшей школы. Сейчас мне девяносто три года. А преподавать я начал семьдесят лет назад.
– Зря вы не привезли вашего учителя в Пикакс, – сказал Квиллер, – Никогда не слышал так много искаженных глаголов и местоимений.
Директор сделал жест отчаяния;
– Мы стараемся, но так уж здесь говорят, извините за грамматику.
Несмотря на скрипучие суставы, старик был необыкновенно энергичен, и Квиллер сказал:
– Кажется, отставка вам не повредила, мистер Тиббит.
– К делу! Вот лицензия! А теперь, если вы хотите, чтобы я осмотрел места расположения мышиных нор…
Квиллер колебался:
– Знаете, у нас есть дворник…
– Я знаю Пата О'Делла с первого класса. Он хороший мальчик, но не прошел курса лекций о мышиных норах.
– Сначала мы позавтракаем, мистер Тиббит. Я хотел бы записать кое-что из ваших воспоминаний для устной исторической программы, если вы, конечно, не возражаете,
– Включайте свою машину. Задавайте вопросы. Дайте мне чашечку кофе с капелькой бренди и будьте уверены: у нас с вами всё получится.
Вопрос: Что вы можете рассказать о первых школах в Мускаунти?
– Давным-давно, когда моя мама была школьной учительницей, их строили из брёвен. Всегда одна комната с партами вдоль стен, с тяжелыми скамьями без спинок и с толстопузой печкой посередине. Мама преподавала в школе, где снег задувал в щели, а на полу виднелись заячьи следы.
Вопрос: Что требовалось от учителя?
– Моя мать шла пешком до школы три мили и приходила туда достаточно рано, чтобы подмести пол и развести огонь в печи. Она занималась с учениками восьми классов в одной комнате без всяких конспектов! Её жалованье составляло доллар в день плюс питание и комната в семье фермера. Мужчины получали два доллара.
Вопрос: Сколько всего у неё было учеников?
– Зарегистрировано тридцать или сорок, но только половина из них постоянно присутствовала на уроках.
Вопрос: Какие предметы она преподавала?
– Ей предложили преподавать тригонометрию, историю, географию, грамматику, правописание и орфографию. Она также устраивала игры и проводила специальные программы, читала лекции о вреде табака, спиртного и тесных корсетов.
Вопрос: А как насчёт спорта? Устраивались в то время соревнования?
– Ученики играли в перерывах между занятиями, и школы соперничали друг с другом.
Вопрос: Изменились условия, когда вы начали преподавать?
– По-прежнему была одна комната, но появились учебники. По-прежнему не было водопровода… Можно попросить ещё чашечку кофе? В горле пересохло.
Вопрос: Вы что-нибудь знаете о Гудвинтерах, которые занимались газетой?
– Я вышел в отставку ещё до того, как родился Джуниор, но у меня учился его отец. Гудвинтер Старший был тихим мальчиком с одной извилиной в голове. Я вырос с Титусом и Самсоном и хорошо знал старика. Когда мне минуло одиннадцать, я после школы занимался печатным делом. Эфраим Гудвинтер заработал кучу денег на добыче руды, но был жаден. Слышали когда-нибудь о взрыве, который унес жизни тридцати двух человек? Инженеры предупреждали Эфраима, но он не хотел тратить деньги и принимать меры безопасности. После взрыва он пытался загладить свою вину, пожертвовав деньги на городскую библиотеку.
Вопрос: Правда ли, что он повесился?
– Это один из маленьких секретов округа. Говорили, что это было самоубийство, и врач подтвердил, но все знали, что это суд Линча, и догадывались, кто принимал в нём участие. Весь город пришёл на его похороны. Люди хотели быть уверены, что он не воскреснет. Так говорили все.
Вопрос: А что случилось с Титусом и Самсоном?
– Произошла такая история: лошадь Самсона испугалась стаи черных дроздов и понесла. Так он погиб. Потом Титус был убит возницей «Пустячка».
Вопрос: Кто был возницей?
– Зак Уайтлстафф. В этом округе полно курьёзных имен: Катлбринк, Динглбери, Физботом – почти из елизаветинской эпохи. У меня в одном из классов учились Фальстаф и Скруп. Прямо из Шекспира, да?
Вопрос: Вы могли бы сказать, что у Гудвинтеров были враги?
– Да, родственники погибших ненавидели Эфраима, в этом можете быть уверены. Зак был одним из них. Он слыл головорезом. Плохо учился в школе. Женился на девушке из семьи Скрупов. У меня в классе затем было двое их детей. Девочка попала в беду и утопилась. Оставила предсмертную записку, адресованную коту, – возможно, единственное живое существо, которое любило её.
Конец интервью.