– Она считает, мне нужно вступить в театральный кружок.
– Пустая трата времени, ты поймешь это сам, -тактично предостерегла его Полли. – Если ты всерьёз говорил о своей книге, то это стало бы помехой.
Она говорила с несвойственной ей резкостью, и Квиллер мысленно отказался от предложения миссис Эксбридж.
В ресторане посетители выстроились в очередь, и Хикси старалась побыстрее рассадить их. У неё даже не было времени для шуток. Квиллер и его спутница должны были ждать столик и меню. Судя по разговорам вокруг, все стремились на концерт и испытывали нервное возбуждение.
Квиллер сказал Полли:
– Моя мать пела в хоре каждое Рождество. Мой любимый номер «Аллилуйя», особенно если выдерживаются все паузы. Мне нравится двухсекундная остановка перед последней частью – две секунды мертвой тишины, и вдруг – взрыв!
Хикси вручила им меню с извинениями за задержку. К обложке была прикреплена маленькая карточка, предлагающая посетить концерт. К меню Квиллера была приколота записка с каракулями Хикси: «Хочу поговорить с вами лично. Позвоню завтра».
Уже в восемнадцать тридцать ресторан опустел, и все его посетители вновь встретились в Старой церкви, заняв скамьи и складные стулья бокового придела. Три первые скамьи были отгорожены, и публика терялась в догадках. Все предвкушали зрелище.
– Ты не против сесть в последний ряд? – спросил Квиллер у Полли. – Я хотел бы выйти сразу после заключительной части: мне надо проверить, всё ли готово в музее к приёму гостей.
В семь часов мистер О'Делл проскользнул на соседний складной стульчик, и мужчины обменялись кивками.
Потом появились актеры. Сначала оркестранты в серых ливреях, дотом хор в напудренных париках и костюмах пастельных тонов: женщины – в блузках на шнуровке и широких юбках, мужчины -в бриджах, жилетах и широких галстуках. Наконец вышли солисты в бархатных костюмах жемчужного цвета. Это ещё больше взбудоражило публику.
Дирижер повернулся лицом к замершим слушателям:
– Леди и джентльмены, прошу встать. Его величество король Георг.
Двери широко отворились, и, пока оркестр играл торжественный марш, королевская свита величественно двинулась вниз к центру, разодетая в красный бархат, горностай, белый атлас и пурпурный узорчатый шёлк. Публика открыла рот от изумления, потом зашептала приглушенно, затем зааплодировала с восторгом.
Квиллер зашептал Полли:
– Я бы хотел, чтобы моя мать увидела всё это. Она была бы счастлива.
Церковь славилась своей замечательной акустикой; хор был великолепен, солисты и оркестранты – восхитительны, орган звучал потрясающе. Этого представления Квиллер ввек не забудет, и не только по причине его великолепия.
Ближе к концу оратории мистер О'Делл исчез, кивнув Квиллеру. Оркестр заиграл увертюру к «Аллилуйе». Король и его свита поднялись, публика встала, и Квиллер растворился в волшебных звуках музыки и своих воспоминаниях.
«Аллилуйя» исполнялась со всё возрастающей мощью до того самого драматического момента – двух секунд полной тишины!
И вдруг Квиллер услышал фальшивую ноту – вой сирены. Брюс Скотт, сидящий несколькими рядами впереди, вскочил со скамьи и бросился по боковому приделу. Ещё два человека быстро покинули зал. Квиллер нахмурил брови. Неудачное время для пожарной сирены.
Хор завершил «Аллилуйю», и началась ария. Затем дверь позади Квиллера открылась, и швейцар, взяв его за локоть, что-то горячо зашептал ему на ухо.
Квиллер выскочил из церкви. На другой стороне площади пылал музей, но не огнями всех зажженных люстр, а языками пламени.
– Боже мой! Коты!
Он устремился через улицу, не обращая внимания на машины, пересёк напрямик сквер, утопая в глубоких сугробах. Всё здание было в огне. Выли сирены.
– Коты! – кричал Квиллер.
Чёрные фигуры встали, как призраки, на его пути: «Вернитесь назад!»
Квиллер пронёсся мимо них.
– Коты! – ревел он.
Оранжевые языки достигли окон второго этажа. Стекла вылетали с треском.
– Удержите его!
Он бежал к чёрному ходу, который был ближе к кухне.
– Остановите его!
Сильные руки удержали его. Он взглянул вверх и увидел пламя на третьем этаже. Взметнувшиеся приставные лестницы разбили окна, и черный дым с ревом вырвался наружу.
Квиллер застонал от ужаса.
Понедельник, двадцать пятое ноября
Квиллер включил приемник в спальне своей квартиры над гаражом. «Экстренные новости этого часа: клингеншоенский музей на Пикакской площади был до основания уничтожен огнём в ночь на воскресенье. Это результат поджога, как сообщил нам Брюс Скотт, шеф пожарной команды. Обгоревшее тело предполагаемого поджигателя ещё не опознано. Тридцать пожарных, четыре пожарные машины и три помпы быстро отреагировали на сигнал, им помогали пикакские добровольцы. Ни один пожарный не пострадал… Сегодня мы ожидаем повышения температуры и ясного солнечного дня…»
– Солнечного! – пробормотал Квиллер, выключая радио. Он устремил печальный взгляд на серую картину за окном: холодное небо в тяжёлых тучах… Чёрная земля со слякотью и сажей. Обгоревший скелет трехэтажного каменного здания, которое раньше было достопримечательностью города. Окон, дверей и крыши не стало, почерневшие стены обнажили горы обугленного щебня. Острый запах дыма повис над руинами, проникая даже сюда, в квартиру.
Полли подошла к нему и молча взяла за руку.
– Спасибо, что помогла мне пережить эту чудовищную ночь, – сказал он. – Тебе не холодно? – Она была в его пижаме. – Ещё час назад отопление не работало. Свет дали в пять часов, но телефон пока молчит. Последняя пожарная машина уехала только на рассвете.
Подавленно глядя на него, Полли сказала:
– Я не могу этого понять.
– А это выше всякого понимания. Хочешь кофе? Здесь нет ничего к завтраку, кроме замороженных рогаликов. Когда тебе нужно быть в библиотеке?
– Йау-у-у-у! – послышался громкий и протяжный вой из соседней комнаты.
– Коко услышал про завтрак, – сказал Квиллер и пошёл открывать дверь в кошачью гостиную.
Коты вышли, выжидающе помахивая хвостами и вселяя оптимизм.
– Прошу прощения, – сказал Квиллер, – единственный аромат сегодня утром – запах дыма. И никакой еды в доме до тех пор, пока я не схожу в магазин. Но я ужасно рад, что вы живы.
– Сюда идет мистер О'Делл, – сказала Полли. – Мне лучше пойти и одеться.
Она схватила свою одежду и исчезла в ванной.
Квиллер поприветствовал управляющего в минорном тоне:
– Печальный день, мистер О' Делл, но мы благодарны, что вы спасли котов.