– Тот, кто был когда-то директором школы, навсегда им и останется, – объяснила она Квиллеру. – Любит быть боссом. – Она взяла из кладовки тряпку и пошла к двери, по дороге яростно хлопая тряпкой по стульям и картотечным шкафам.
– Кто-то говорил мне, – обратился к Гомеру Квиллер, – что в Мускаунти нет такого понятия, как мастер по замкам, потому что нет замков. Так кто же тогда тот парень, что трудится над моей дверью?
– Мастер по замкам в этих краях умер бы с голоду, – сказал Гомер, – но этот малый чинит холодильники, патефоны, пишущие машинки – всё что угодно. Зачем вам замок между вами и музеем? Старый Эфраим беспокоит? Дверь, знаете ли, его не остановит. Его и каменная стена не остановит.
– Меня волнуют не мертвые, – ответил Квиллер. – Меня волнуют живые.
– Хэллоуин скоро, шутники могут нагрянуть. Когда я был молодым, мы, бывало, под Хэллоуин изображали привидения, особенно в домах тех, кого сильно не любили, вроде придиры-учителя или какого-нибудь скряги.
– Как вы изображаете привидения? В Чикаго, где я вырос, такого обычая не было.
– Насколько я помню, – сказал старик, – надо снаружи дома под плохо закреплённой доской прибить большой гвоздь или что-нибудь такое и привязать к нему длинную веревку. Потом туго натянуть веревку и водить по ней палкой, как смычком по скрипке. Звук отдаётся во всём доме. Вопли на чердаке! В стенах кто-то стонет! Сомневаюсь, чтобы это сработало на алюминиевой обшивке и фанере, которую сейчас используют. Люди лишают свою жизнь маленьких удовольствий. Все синтетическое, даже еда.
– И ещё одним маленьким удовольствием, как я понял, было вырезать инициалы на школьных партах, – сказал Квиллер. – Телефон миссис Кобб стоит на старой школьной парте, на крышке которой вырезаны инициалы «Г. Т». Вы можете о них что-нибудь сказать?
– В нижнем правом углу? Это моя парта! – торжествующе произнёс Гомер. – Её привезли из старой школы у Чёрного ручья. Уж и получил я тогда от учителя тростью по рукам за этот маленький шедевр! Был бы поумнее, вырезал бы чьи-нибудь чужие инициалы. До меня за этой партой сидел Адам Динглбери – он был на четыре года меня старше, – так тот вырезал инициалы сына священника. Вот такое у него было чувство юмора. Да и сейчас не лучше! Исключили его из школы за розыгрыши. Никто никогда не воздал ему должное за его оригинальность и творческий ум. А ещё на этой парте есть какие-нибудь инициалы?
– Совсем мало. Я помню Б. О. Это что-нибудь обозначало?
– Это дед Митча, Брюс Огилви. Он пришёл после меня. Выигрывал все конкурсы по орфографии, но буквы при этом называл только с закрытыми глазами -с открытыми у него не получалось.
– Кажется, что жизни людей в этом северном округе тесно переплетены, – задумчиво проговорил Квиллер. – Крепкая получается ткань. А вот в больших городах жизнь – это отдельные перепутанные нити.
– Вам надо об этом написать в вашей колонке, – предложил Гомер.
– Пожалуй, я так и сделаю. Да, насчёт «Пера Квилла» – Рода говорила мне, что вы что-то знаете о старых амбарах.
– И немало! Это ещё одна исчезающая традиция. Понастроили металлических коробок – как фабричные склады. Но на этой ферме сохранился настоящий хороший амбар. – Он ткнул рукой в сторону северного окна – все эти стальные уродины исчезнут, а он ещё долго будет стоять.
– У меня пока ещё не было случая на него взглянуть, – признался Квиллер.
– Тогда пойдёмте. Это красота! – Гомер медленно встал, как будто по очереди открывая замочки на всех суставах. – Вопреки общему мнению, я состою не из пластмассовых костей на стальных шурупах. Всё, что вы видите, – это подлинные детали. Рода, – выкрикнул он, – скажи Элу, чтобы оставил счёт, мы пошлём ему чек.
К амбару шли медленно, хотя, глядя, как Гомер двигает руками и ногами, можно было подумать, что передвигается он достаточно проворно. Квиллер оглянулся на дом и увидел на подоконнике в кухне светло-коричневое пятно; он помахал ему рукой.
Амбар на ферме Гудвинтера был построен в классическом стиле с двускатной крышей, стены его были когда-то выкрашены в красный цвет, а теперь на серебристо-серых досках остались лишь красные прожилки. С одной стороны к амбару примыкала пристройка, а с другой виднелись похожие на серое привидение остатки приземистой каменной силосной башни.
Они шли молча.
– Не могу идти… и говорить… одновременно, – сказал запыхавшийся Гомер, безостановочно размахивая руками.
Сарай был дальше от дома, чем казалось Квиллеру, и больше, чем он себе представлял. По мере того как они приближались, он становился всё более и более внушительным. К огромного размера двойным дверям поднимался поросший травой пандус,
– Теперь я знаю, что имеют в виду, когда говорят «громадный, как ворота амбара», – сказал Квиллер.
Они постояли у пандуса, чтобы Гомер отдышался перед подъёмом. Когда он снова смог говорить, он пояснил:
– Ворота должны были быть большими, чтобы в амбар могла въехать гружённая сеном телега. Дверь в человеческий рост, вырезанная в большой двери, называется «игольное ушко».
Пока он говорил, внизу этой двери поменьше распахнулось окошечко, через него вышла кошка с раздувшимся животом и, переваливаясь, заковыляла прочь.
– Это Клео, – сказал Гомер. – Она состоит в моём комитете, и в её ведении находится контроль за грызунами. Кажется, ещё один выводок мышеловов на подходе. Лишние кошки в амбаре никогда не помешают.
– Для чего эта пристройка? – поинтересовался Квиллер.
– Эфраим построил её для карет. Говорят, у него были отличные кареты. Позже его сын держал там свой «стенли стимер». После того как Титуса Гудвинтера убили, его вдова купила «пирс эрроу», да ещё и с «дворниками», заметьте! Тогда это был просто шик, все так считали!
Потемневший от непогоды амбар стоял на массивном каменном фундаменте, и с задней стороны, там, где земля шла наклонно, фундамент был высотой в целый этаж.
– В старые времена Гудвинтеры держали там скот и лошадей, – сказал Гомер.
Они медленно поднялись по заросшему травой пандусу и вошли в амбар через «игольное ушко». Старик обратил внимание Квиллера на то, как закрывалась дверь: на простые крючки с петлями, выкованные вручную здешним кузнецом. После солнца внутри было темно. Лишь несколько лучиков света падали из невидимых окошек на фасаде. Было тихо, только голуби негромко ворковали и хлопали крыльями.
– Надо открыть большие двери, чтобы было лучше видно, – сказал Гомер. – Здесь с каждым годом становится всё темнее и темнее.
Только сейчас Квиллер вдруг сообразил, что никогда не бывал внутри амбара. Он видел их на расстоянии, проносясь по шоссе. Правда, во владении Клингеншоенов тоже был амбар, где хранили яблоки, но он его так и не осмотрел. Сейчас, глядя вверх на необъятное пространство под крышей, крест-накрест сколоченной из брёвен, он чувствовал тот же благоговейный восторг, какой охватывал его в готических соборах, и невольно задрал голову.