Поэтому я должна избегать гласности.
Она снова наполнила чашку Квиллерена и налила себе еще одну рюмку.
Он поддразнил ее:
— Вы всегда подаете своим гостям кофе, а сами пьете чистое виски?
— Только когда они совсем не пьют, — широко улыбнулась она.
— А откуда вы это про меня знаете?
Она пару секунд держала рюмку у губ.
— Я звонила сегодня отцу, и он посмотрел ваши данные. Я узнала, что вы вели криминальную рубрику в газетах Нью-Йорка, Лос-Анджелеса и где-то еще, и что вы написали целую книгу о городской преступности, и что вы удостоились нескольких журналистских премий.
Она торжествующе скрестила на груди руки.
Квиллерен осторожно спросил:
— А что вы еще узнали?
— Что у вас было несколько трудных лет в результате неудачного брака и алкоголизма, но вы выкарабкались, и в феврале вас взял на работу «Бег дня», и с тех пор у вас все в порядке.
Квиллерен покраснел. Он привык вмешиваться в жизнь других, но не любил, когда открывали его собственные тайны.
— Польщен вашей заинтересованностью, — мрачно произнес он. — Кто ваш отец? В каком он банке?
Девушка наслаждалась минутой превосходства. И виски. Она поудобнее расположилась в кресле и скрестила длинные ноги.
— Я могу вам доверять?
— Как могильному камню.
— Персиваль Даксбери. Среднезападный Национальный.
— Даксбери! Так Дакворт — не настоящая фамилия?
— Это псевдоним, взятый для профессиональной работы.
Надежды Квиллерена на сочельник приняли новые очертания: член семейства Даксбери — впечатляющая спутница на вечеринке в пресс-клубе. Но надежды тут же рухнули: член семейства Даксбери ни за что не примет приглашение.
— Даксбери в Хламтауне! — тихо произнес он. — Это достойно первых страниц!
— Вы обещали, — напомнила она, напрягаясь.
— Я сдержу слово, — сказал журналист. — Но объясните, почему вы работаете на Цвингер стрит? Такой прекрасный магазин должен быть в каком-нибудь престижном районе.
— Я влюбилась, — призналась она, беспомощно разводя руками. — Я влюбилась в эти чудные старые дома. В них есть что-то необыкновенное, какой-то особый дух… Сначала меня привлекли именно они, гордо из последних сил сопротивляющиеся неумолимому времени, но прожив здесь пару месяцев, я влюбилась и в здешних людей.
— В антикваров?
— Не совсем. Они преданы своему делу и даже беззаветны, и я восхищаюсь ими — в определенных рамках, — но сейчас говорю о людях на улице. Мое сердце тянется к ним — работягам, старикам, одиночкам, иммигрантам, бродягам — и даже преступникам. Вас это шокирует?
— Нет, удивляет. Приятно удивляет. Мне кажется, я знаю, что вы имеете в виду. Они какие-то исконные, настоящие. С ними срастаешься душой.
— Они искренни и не стесняются своих чувств. Из-за них моя прежняя жизнь стала казаться такой искусственной и бесполезной… Я бы так хотела сделать для района хоть что-нибудь, но не знаю, что я могу. У меня нет своих денег, отцовские не про меня.
Квиллерен смотрел на нее с жадным восхищением, которое она неправильно оценила.
— Вы проголодались? Поищу-ка я чего-нибудь перекусить.
Когда мисс Дакворт вернулась с крекерами, икрой и копченой лососиной, журналист сказал:
— Мы хотели поговорить об Энди Гланце. Что это был за человек? Как к нему относились коллеги?
Виски расслабило ее. Мэри откинула голову, всмотрелась в потолок, собираясь с мыслями. Ее поза и брюки странно не сочетались с чопорной обстановкой восемнадцатого столетия.
— Энди сделал для Хламтауна многое, — начала мисс Дакворт, — благодаря своему серьезному подходу к древностям. Он выступал в женских клубах. Он убеждал владельцев музеев и известных коллекционеров работать на Цвингер стрит.
— Можно назвать его идейным вождем Хламтауна?
— Я бы на вашем месте так не говорила. Си Си Кобб, например, считает главой района себя. Он открыл здесь первый антикварный магазин и замыслил сделать из Хламтауна район древностей.
— Как бы вы описали характер Энди?
— Честный!.. Честный даже в самом малом. У большинства из нас в сердце таится хоть немного… жульничества. Но не у Энди! И еще у него было огромное чувство ответственности. Как-то ночью он влез в одно дело… Мы проезжали с ним мимо покинутого дома, предназначенного под снос, и увидели внутри свет. Энди вошел и обнаружил там человека, снимающего водопроводные трубы.
— Трубы? Это, наверное, незаконно.
— Брошенные дома являются собственностью города. Так что теоретически это незаконно. Но любой другой просто отвел бы глаза, а вот Энди никогда не боялся вмешаться.
Квиллерен попытался сменить позу на жестком диване.
— А другие антиквары разделяют ваше восхищение его честностью?
— Д-да… И нет, — сказала Мэри. — Они всегда завидуют, даже если кажутся лучшими друзьями.
— У Энди были настоящие друзья, с которыми мог бы поговорить?
— Есть миссис Макгаффи. Это школьная учительница на пенсии, Энди помог ей открыть антикварный магазин. Его великодушие проявлялось во многом.
— Где мне ее найти?
— «Ноггин, Пиггин и Феркин» в соседнем квартале.
— Энди ладил с Коббом?
Она резко вздохнула.
— Энди был прирожденным дипломатом. Он знал, как с кем поладить.
Миссис Кобб явно очень любила Энди.
— Все женщины его обожали. Мужчины, конечно, проявляли меньше восторга. Обычно так и происходит, правда?
— А Бен Николас? Они дружили?
— Они хорошо относились друг к другу, хотя Энди считал, что Бен слишком много времени проводит в «Львином хвосте».
— Бен много пьет?
Он любит пропустить рюмку-другую, но никогда не переходит границ. Когда-то о был актером. В каждом городе есть хоть один антиквар с театральным прошлым и еще один — поставивший себе целью быть несносным.
— А что вы знаете о блондине на костылях?
— Рассел Пэтч работал на Энди, и они очень дружили. Потом неожиданно порвали отношения, и Расс открыл собственный магазин. Я точно не знаю, что между ними произошло.
— Но ведь самым близким другом Энди были вы? — доверительно посмотрел на Мэри Квиллерен.
Мисс Дакворт порывисто встала и принялась искать мундштук. Нашла, присела на диван и воспользовалась огоньком, предложенным журналистом. Глубоко затянулась один раз, положила сигарету и обняла колени, скорчившись, словно от боли.