– В полумиле к югу от города, на реке, и надеюсь, что её ещё не затопило. Если я не позвоню вам в течение пяти минут, значит, всё в порядке и Ламптон ждёт вас. Он приятный человек.
Звонка не последовало.
Едва Квиллер начал спускаться по ступеням, как туман сразу окутал его. По дороге к городу он ехал с включенными противотуманными фарами, но ничего не видел, кроме нескольких футов жёлтой линии на покрытии. Дома растворились в белом молоке, небо слилось с землёй, но Квиллер определял своё местонахождение, считая развилки дороги. У подножия горы видимость улучшилась, и он смог опустить в почтовый ящик письмо Сабрины к Шерри Хокинфилд.
К югу от Спадзборо вода разлилась до дороги, и ветхий магазин у реки фактически уже смыло. Самосвалы, гружённые песком, направлялись к центру города – спасать банки, магазины и конторы, которые решительно не могли позволить себе, чтобы их затопило. Транспортная компания Ламптона – огороженная стоянка для грузовиков, трейлеров, платформ, рефрижераторов, автоцистерн и вагонов на колесах – находилась, к счастью, на высоком месте. Ещё издалека Квиллер заметил на фасаде конторы надпись, сделанную крупными буквами: «Вы чем-то обзавелись? Мы перевезём!» Но у входа в контору вывески с названием не оказалось.
Секретарь провёл Квиллера в кабинет Ламптона – незатейливо обставленное помещение, где единственным украшением был большой настенный календарь из серии для мужчин. Среди компьютерной техники на высоком стуле восседала жизнерадостная гора плоти в одежде цвета хаки. Толстое лицо расплылось в улыбке из жировых складок.
– Заходите, – приветливо пригласил Ламптон. – Садитесь. Колин сказал, что вы приедете. Как вас зовут?
– Квиллер. Джим Квиллер, пишется через «в». – Они пожали руки над столом.
– Хотите кофе?.. Сюзи, принеси кофе! – прогремел его голос в сторону двери. – Как вам нравится наша погода? Колин сказал, вы остановились в «Тип-Топе».
– Здесь более мокро, чем я предполагал. У вас уже бывало так раньше?
– Только однажды. В тысяча девятьсот шестьдесят третьем году. Наша река выглядела как Миссисипи, а водопад Батата – как Ниагарский. Сюда вода не дойдёт, я не волнуюсь, но если округу придётся закрыть Южное шоссе, нам нечего будет делать.
Принесли кофе в массивных китайских кружках, украшенных сомнительными остротами, на кружке босса – добродушная надпись: «Я – толстый, а ты – Урод».
– Не хотите добавить немного виски? – с широкой и радушной улыбкой спросил хозяин.
– Нет, спасибо. Я люблю кофе без всего,
– Итак, вы собираетесь писать книгу о моём приятеле? Большой был человек! Ловок, как чёрт! Такого другого не найдешь! Но его сглазили – одно несчастье за другим.
«Интересно, это были несчастные случаи или продуманное возмездие?» А вслух Квиллер спросил:
– У Хокинфилда много было врагов из-за его редакционных статей?
– Нет. Никто не принимал всерьез его чепуху. Жил спокойно. Много сделал хорошего для всех. Его любили тут.
– Как долго вы были шерифом?
– Двадцать четыре года! – Ламптон с гордостью похлопал себя по выпирающему животу.
– Это приличный срок! О вас многие говорят.
– Что мои избиратели рассказывают обо мне? Надеюсь, они не болтают слишком много. – Он издал хриплый, со свистом, смешок.
Квиллер добродушно спросил:
– Должен ли я понимать так, что вы скрываете кое-какие тайны?
Владелец транспортной фирмы бросил на него колючий взгляд, прежде чем снова засмеяться с самоуверенностью закаленного политика.
Квиллер продолжал:
– Мистер Ламптон, что вы почувствовали, когда проиграли последнюю предвыборную кампанию?
– Слезами не обливался, нет. Двадцать четыре года на государственной службе – достаточный срок! Пора было уходить и начинать делать деньги. – И он показал рукой на компьютеры.
– Но разве не благодаря Дж. Дж. вы проиграли на выборах?
– Чёрт, конечно нет! У меня просто не было настроения участвовать в кампании.
– Вы считаете Уилбанка достойным преемником?
– У него всё в порядке. Он хорошо работает. Многому ещё придется научиться, но… в общем, у него всё в порядке. Я знаю весь округ вдоль и поперёк. Знаю каждого мужчину, каждую женщину и каждого ребёнка.
– Сколько здесь Ламптонов?
– Много! И я внёс свою долю – четыре сына, три дочери, пятеро внуков. – Он откинулся назад в своём огромном кресле и явно получал удовольствие от интервью.
И Квиллер перешёл с добродушного тона на серьёзный:
– Если Хокинфилда так все любили, почему он был убит?
– Вы не знаете эту историю? На Малой Бульбе жил один псих – настоящий смутьян! Он затаил за что-то злобу на Дж. Дж. и даже грозился убить его. Дж. Дж. не обращал внимания. Думаю, издатели всё время получают письма от помешанных. Но… в конце концов это случилось. У парня просто крыша поехала.
– Не ваш ли сын представлял его интересы в суде?
Ламптон кивнул:
– Суд назначил его. Они все берут по нескольку подобных случаев.
– Я слышал, суд был необычайно коротким.
– Очень! Наша система правосудия сработала в лучшем виде! Все занимались своим делом и выполнили его хорошо. И потому недорого обошлось для округа. Долгий суд может подорвать годовой бюджет округа!
– И не было противоречий в показаниях? – спросил Квиллер.
– Конечно, подсудимый отрицал свою вину и рассказывал неправдоподобные истории, но этим бульбикам верить нельзя.
– Что вы знаете о дочери Хокинфилда? Кажется, она осталась последней из всей семьи.
– Я не знаю её. Троих мальчиков, которые погибли, знал, а дочь не знаю.
– А разве не она какое-то время была замужем за вашим сыном?
Ламптон нахмурился:
– Кажется, да. Они были женаты так недолго, что я не успел заметить.
– И разве не она была именно тем человеком, кто выступил на суде с обвинительными показаниями?
– Ах да, она! Но она не живет здесь.
Квиллер холодно посмотрел на сидящего перед ним человека и, выдержав паузу, спросил, понизив голос:
– Кто действительно убил Хокинфилда, мистер Ламптон?
У Ламптона расширились глаза.
– Я правильно понял вас?
– Абсолютно правильно! В долине ходят слухи, что осуждён не тот человек.
– Кто-то сошёл с ума! Если в этом округе и курсируют слухи, пускаю их я. В любом случае я всегда в курсе дела. Вы задаете слишком много вопросов. Вы, случайно, не из тех репортёров, которые занимаются расследованиями?