– Георгий! – в очередной раз крикнул Мартынов, и его крик очень скоро вернулся к нам из леса пугающим эхом. – Выйди! Есть разговор!
Я увидел силуэт в проеме окна и заранее успел ужаснуться тому, что еще не произошло, но должно было случиться в следующее мгновение, но – не случилось. Ко всеобщему изумлению, вместо Гоши в окне появилась Мария. Выглянула наружу, окинула взглядом изготовившееся к штурму воинство и сказала, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Поднимитесь и заберите его. И хорошо бы врача.
И скрылась, видимо, там, в комнатах, у нее еще были какие-то неотложные дела.
* * *
Сама по себе идея взять заложников была огромной Гошиной глупостью. Но то, что Гоша покусился не абы на кого, а на опекаемых Марией детишек, и вовсе обрекало на неудачу его предприятие, а для него лично было чревато очень и очень серьезными неприятностями.
Как рассказала вышедшая из здания Мария, поначалу она не восприняла всерьез слова Гоши о том, что детишки и сама она – заложники. Когда сильно нетрезвый и перепуганный Гоша ворвался в комнату, где находились Мария и дети, и закричал кому-то, кто был в коридоре и кого Мария не рассмотрела (а это был Оглоедов), что он, Гоша, всех здесь взял в заложники, Мария решила, что пьяненький Гоша воюет с маленькими зелененькими человечками, с которыми он из-за своего пьянства в последнее время общался все чаще, и не очень-то поверила рассказу Гоши о невесть откуда взявшейся здесь милиции. Она прикрикнула на Гошу, он затих, а вскоре и совсем уснул, свернувшись калачиком на сваленных в углу тюках с несвежим постельным бельем, и все обошлось бы, может быть, если бы не появление всамделишной милиции под окнами пансионата и демонстративной подготовки у штурму. Пробудившийся Гоша пришел в крайнее возбуждение, изготовился к сопротивлению до последней капли крови, и заложников теперь уже взял по-настоящему.
Лучше бы он этого не делал. Вы когда-нибудь имели неосторожность попытаться забрать у чужой собаки недавно рожденных ею щенков? Если вы совершали подобную глупость, то вам не надо рассказывать о том, что случилось с Гошей.
Когда Мария обнаружила, что про заложников – это не пьяный Гошин бред и что ее приемным детишкам угрожает вполне реальная опасность, она пришла в такую ярость, что спасти Гошу не могло уже ничто. Я своими ушами слышал, как врач «Скорой» докладывал Мартынову:
– Повреждения грудной клетки… С переломом ребер… Сколько ребер – точно не знаю… Рентген покажет… Сотрясение мозга… Это только то, что я сейчас вижу… Многочисленные ушибы… Тут может быть что-то серьезное… необходимо обследовать… Там и повреждения внутренних органов могут быть, это запросто… Я вам так скажу: вам лучше бы посторонних медиков к нему не подпускать… Если вы не хотите, чтобы проблемы были… в общем, лучше своих врачей, из МВД… Чтоб помалкивали…
– Я про проблемы не понял, – признался Мартынов.
Врач понизил голос:
– Я понимаю: задержание. Там не до церемоний было. Но покалечили-то сильно. Его ведь запросто потом могут на инвалидность оформить. Перестарались ваши ребята маленько…
– А это не наши ребята. Это женщина его так.
– Женщина? – усомнился врач.
Тут очень кстати из здания вышла мрачная лицом Мария и спросила громко и сердито:
– Вы тут долго еще будете воевать?! Вам маневры, а у меня дети не кормлены! Сворачивайтесь!
И все грозное мартыновское воинство в мгновение обрело вид виноватый и неуверенный.
– А-а, – пробормотал врач, у которого наконец раскрылись глаза на происходящее. – Тогда понятно. Такая может, конечно. Такая очень даже запросто.
* * *
Освобожденный из заточения Миша Каратаев бродил по территории пансионата с таким несчастным видом, словно возвращение ему свободы он расценил не иначе как личное горе.
– Что с тобой? – спросил я у него участливо.
Миша обвел взглядом готовящихся отбыть восвояси мартыновских бойцов и сказал печально:
– Аппаратуры нет. Увезли. Съемка невозможна. А представляешь, какой репортаж я мог отсюда привезти?
Представляю. Только что освобожденный из бандитских застенков Миша, растрепанный и чуточку помятый, стоял бы сейчас перед камерой и с выражением сдержанного восторга на лице рассказывал о том, чему он сам был не только свидетелем, но и участником, а за спиной у Миши мелькали бы вооруженные до зубов бойцы в камуфляже – как фон, – и на этом фоне Миша Каратаев смотрелся бы очень и очень внушительно.
Чтобы утешить Мишу, я сказал вкрадчиво-доверительно:
– Не надо расстраиваться. Ты же репортер. У тебя еще будут классные сюжеты.
Миша посмотрел на меня, как на недоумка, и сказал в сердцах:
– Ты, Колодин, ни фига не понимаешь в репортерском деле! Снимаешь свои приколы и не знаешь, что такое реальная жизнь! Жизнь, в которой все, что происходит, – всего лишь случай! И если ты этим случаем не воспользуешься, другого такого у тебя не будет уже никогда!
* * *
Долго искали Магометыча. Когда уже совсем отчаялись и даже предположили, что он сбежал и находится далеко от пансионата, он вдруг обнаружился в подвале, который уже один раз обыскивали, а повторно туда полезли от отчаяния. Перепуганный Магометыч прятался и не собирался объявляться, поскольку не мог понять, что за странные люди бродят по подвалу, но, обнаруженный, сдался без сопротивления и даже руки поднял. Хотя никто от него этого не требовал. В то, что для него все закончится благополучно, он осмелился поверить только тогда, когда его вывели из подвала и он увидел меня.
Оставался еще Гриша Муханов, которого увез с собой в какую-то далекую деревню один из сабадаевских бандитов, но Мартынов сказал мне, что погоня уже пошла по следу и все с нашим Гришей будет хорошо.
* * *
– Я так и не понял, – сказал мне Миша Каратаев. – Почему эту мать многодетную вместе со всеми жуликами из пирамиды не привлекли? Ведь муженек ее эту аферу закрутил, и она в курсе всех дел была и даже участвовала. Если разобраться.
– Участвовала только тем, что деньги тратила, – ответил я. – На ребятишек своих. Ты бы лично смог за это женщину в тюрягу закатать?
Миша не ответил и надолго задумался. Не смог бы. Вот и Мартынов не смог. Разобравшись, кто был кем в злосчастной пирамиде, Мартынов тихой сапой перевел Марию в разряд свидетелей. «Пощадили?» – спросил я у Мартынова при встрече. «Просто вспомнил о трех десятках ее сорванцов, – ответил он мне. – Пропадут они без нее».
– И все-таки я не понимаю, – начал было Миша, но я его остановил.
Мы с Мишей сидели в одной из классных комнат на втором этаже обычной общеобразовательной школы и ждали появления главного действующего лица подготовленного нами представления. Это действующее лицо как раз и появилось под стенами школы – я увидел тоненькую фигурку Светочки Боярышкиной, спешащей к назначенному времени. А назначено ей было на девять ноль-ноль, когда она должна была встретиться с директором школы. У Светочки сегодня начиналась новая жизнь. Она принимала класс. Еще совсем недавно была студенткой, а с сегодняшнего дня будет носить высокое звание педагога. Мы с подачи Светочкиных друзей по ее студенческой жизни решили сделать первый Светочкин школьный день незабываемым. Прознав про наши планы, на съемки розыгрыша напросился Миша Каратаев. Теперь он сидел рядом со мной в пустом классе, где не было учеников и почти отсутствовала мебель, но зато было множество мониторов, по которым мы следили за происходящим.