– Я тоже к нему присматриваюсь. Допускаю мысль, что кредиторам уже не нужны его деньги. Им нужны специфические услуги. Проверьте по картотекам, не выдавалось ли ему разрешение на ношение оружия. Это важно.
– Хорошо, это я сделаю. Теперь еще один человек. Виталий Степанович Вознесенский. Врач-нарколог, работает в частной клинике, лечил тапаевского сына. Два года назад Вознесенский проходил по уголовному делу. Его подопечная, больная девушка, в состоянии наркотического опьянения зарезала спящую мать-бизнесменшу. Так вот, в ходе расследования тогда выплыли интересные подробности – и появилась версия о том, что преступление девушка совершила не самостоятельно, а с подачи Вознесенского. Но доказать ничего не удалось.
– Мотивация у Вознесенского была?
– Эта наркоманка – наследница немалых маминых денег. И одновременно она – подопечная Вознесенского. Как отмечали свидетели, его влияние на нее было безграничным.
«Что-то такое Рита говорила о Романе и его отношениях с лечащим врачом. Что Роман Вознесенского боится. Что после московских процедур у Романа на этого врача рефлекс, как у собаки Павлова. Страх он испытывает…»
– У меня пока все, – сказал Хамза. – Как там у вас? К встрече готовишься?
– Машину в аэропорт отправили.
– Хорошо, до связи.
– До связи.
Китайгородцев швырнул трубку на рычаг и направился в гостиную. Там не было никого. Он взбежал по лестнице, миновал коридор, чертыхнулся, не обнаружив в приемной Богданова, который должен был его подменить, и без стука вошел в тапаевский кабинет. Клиент как раз наливал себе коньяку. Анатолий увидел, как дрожат его руки. И вообще он выглядел неважно… Поднял глаза на вошедшего, посмотрел так, словно не узнал, после чего озвучил итог собственных наблюдений за жизнью:
– Да, вот оно как бывает!
И был он очень печален в этот момент.
Выпил коньяк одним махом, рюмку поставил на стол. Там из-за лежащих в беспорядке бумаг было неровно, и рюмка упала, но Тапаев этого даже не заметил, кажется.
– Я хотел спросить вас о Романе, – сказал телохранитель. – Почему его не видно? Где он?
– С ним доктор занимается. Там у них – курс лечения.
– Где?
– В гостевом доме, наверное. Ромка там пропадает целыми днями.
– А почему Вознесенский приехал? Вы его приглашали?
– Нет. Он сам. Позвонил мне и сказал, что ему необходимо видеть Романа. Что ему нужно периодически контролировать состояние своих подопечных. Я не возражал. К тому же с Романом снова начались проблемы. Сорвался. Стал колоться.
– А наркотики у него откуда?
– Не знаю. Я спрашивал – он не признался. Кто-то ему приносит, наверное. Я ведь его самого за забор не выпускаю. Там у него – старые друзья, там все налажено, там для него всегда есть доза… Но он и здесь, паразит, нашел лазейку!
* * *
Оставив вместо себя Богданова, Китайгородцев отправился на поиски Романа. Его он действительно нашел в гостевом доме, в комнате Вознесенского. Сам доктор сидел на диване в домашнем халате дивной расцветки и курил сигарету. Пахучий дым плыл по комнате. Негромко играла приятная расслабляющая музыка. «Прямо будуар какой-то», – подумал Анатолий.
Дверь ему открыл Роман.
– К вам можно? – осведомился телохранитель.
– Милости просим, – сказал из-за спины Романа Вознесенский.
Китайгородцев бросил быстрый взгляд на парня. Глаза – совсем стеклянные…
– Рома, погуляй пока! – приказал доктор властным тоном.
Тот молча вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Вознесенский, глядя на гостя, щурился, будто сигаретный дым ел ему глаза. Но это он только отгораживался от Анатолия.
А тот опустился в кресло, не дожидаясь, когда ему предложат сесть.
– Роман проводит с вами все время, – произнес телохранитель.
Молчание было ему ответом. И – все тот же прищуренный взгляд…
– Вроде бы под присмотром, – продолжал Китайгородцев. – И, тем не менее, он где-то опять достал дозу?
Вознесенский с демонстративным удовольствием затянулся сигаретой. А своего гостя он даже не удостаивал ответом. Как раз смолкла музыка. Одна музыкальная тема завершилась, другая пока не началась. Повисла пауза, и доктор даже склонил голову в ожидании первых аккордов.
– Я бы к вам не зашел, – невозмутимо продолжил Анатолий, – если бы в жизни иногда не случались странные истории…
Грянули первые чарующие аккорды. Вознесенский от удовольствия даже закрыл глаза – и улыбнулся едва заметной улыбкой.
– С наркоманами всегда много проблем, – кашлянул телохранитель. – То девчонка какая-нибудь в состоянии наркотического опьянения собственную мать убьет, то еще какая неприятность случится…
Доктор открыл глаза и воззрился на Китайгородцева. Он даже не пытался скрыть своего изумления. Не ожидал, что здесь, за несколько тысяч километров от Москвы, кто-то напомнит ему о деле двухгодичной давности. Придвинул пепельницу, загасил в ней окурок и только после этого осведомился, стараясь не смотреть на своего странного гостя:
– Про девушку-наркоманку и про ее несчастную мать – это вы к чему?
Он еще цеплялся за призрачную надежду, что это – просто совпадение.
– Вы ведь знаете – к чему, – ответил Анатолий.
Значит, не совпадение. Вознесенский вздохнул.
– Очень неприятно всегда бывает обнаружить, что о тебе кто-то знает больше, чем тебе самому этого бы хотелось, – признался он.
– Зачем вы даете Роману наркотики?
– Ничего я ему не даю, – вяло отмахнулся доктор.
– Сейчас я приглашу сюда своего напарника, – посуровел Китайгородцев, – и мы с ним перевернем вверх дном вашу комнату. И я уверен, что наркотики мы найдем.
Вознесенский посмотрел на него долгим, лишенным дружелюбия взглядом.
– Чего вы от меня хотите?
– Хочу все-таки услышать ответ на вопрос: зачем вы даете Роману наркотики?
– Его надо каким-то образом удерживать в рамках.
– С помощью наркотиков?
– В определенном смысле – да. С ним надо – где таской, а где и лаской. Это – как в цирке с хищниками. Провинился – тут же получает по спине бичом. Проявил послушание – получи угощение. Все на уровне рефлексов.
«Рефлексы. Как у собаки Павлова», – Китайгородцев помнил, что говорила ему Рита об отношениях Романа и доктора.
– Господин Тапаев одобряет вашу концепцию лечения? – спросил телохранитель.
Ответ он знал заранее – и все-таки задал вопрос. Это такая тактика в разговоре – дожимать собеседника. Пока он не будет окончательно сломлен психологически.