– Шеф сказал, чтобы я подсобил тебе, – произнес охранник.
Подошел и с силой вогнал нож в грудь Шварцу.
Шварц устоял на ногах.
– Ты чего?! – спросил он изумленно.
Вместо ответа охранник ударил его еще раз. Теперь Шварц упал.
Глеб видел происходящее, сидя в «Жигулях». Он сидел сзади, а впереди, за рулем, так же наблюдая за происходящим, был второй охранник. Он сидел неподвижно, будто не живой был, а вылепленный из воска. В его застывший до воскового подобия затылок Глеб в упор выстрелил из травматического пистолета. Парень без чувств рухнул на рулевое колесо. Хорошо еще, что не сработал звуковой сигнал.
Глеб вышел из машины. Второй охранник, разобравшись со Шварцем, уже направлялся к неподвижной женщине. Глеб дождался, пока он добьет Нину ножом, после чего и этому охраннику выстрелил в голову.
Потом Глеб погрузил убитых и покалеченных в «Жигули», доехал до ближайшего леса, где свернул с шоссе на лесную дорогу. Ноябрьский снег был неглубок, и Глеб смог заехать достаточно далеко в глубь леса, застряв уже на просеке, где на открытом месте снега намело немало. Из канистры он вылил в салон двадцать литров бензина, бросил туда горящую зажигалку. Полыхнуло так, что Глеб покатился от машины кубарем. Побежал в испуге прочь. Он долго выбирался через лес к шоссе. Стало уже совсем темно. Только теперь он понял, как далеко оставил свою машину, и до нее ему идти несколько часов, не иначе.
* * *
Кроме Потемкина и Китайгородцева, других постояльцев в монастырской избе не было. Утренние паломники, помолившись, разъехались. Других можно было ожидать не ранее завтрашнего утра, когда по близлежащей трассе пройдет первый рейсовый автобус. Китайгородцев и Потемкин заняли разные комнаты. От ужина Китайгородцев отказался. Не до еды. Лег на скрипучую кровать, не раздеваясь и не зажигая света, и стал разглядывать небеленый, из струганых досок, потолок. В полной тишине, царящей в доме, он услышал, как зазвонил мобильник в комнате Потемкина, как тот что-то ответил. Потом шаги.
– Анатолий!
Китайгородцев встрепенулся.
– Я ничего не понимаю, – признался Потемкин, протягивая ему свой мобильник. – Поговорите с ним, пожалуйста.
– Алло! – сказал в трубку Китайгородцев.
– Алло! – произнес мужской голос.
– Это Алексей. Мы с вами встречались вчера в Калуге. Вы помните? Вы мне визитку гипнотизера подарили.
– А-а, да, да, – протянул Китайгородцев.
Сын Нины Петровны.
– У меня вашего телефона не было, так я на этот…
– Это не важно! Что случилось?
– Где моя мама?
– Я не знаю.
– Вы сейчас где?
– В монастыре.
– Правильно! – сказал Алеша. – И мама мне в записке написала, что поехала в монастырь! Она с вами?
– Нет.
– Как нет? – сердито спросил Алеша. Это был вопрос человека, который понимает, что ему беспардонно лгут. – Дайте маме трубку!
– Ее здесь нет, – сказал Китайгородцев. – Поверь мне! И почему ты решил, что она со мной?
– Она написала, что едет в монастырь. Не «едет», а «едем». Она не одна. Она и не собиралась ехать. И если она так внезапно сорвалась, не предупредив меня, значит, кто-то ее туда увез!
Подразумевалось, что Китайгородцев.
– Ее здесь нет, – сказал Китайгородцев.
– Я обращусь в милицию!
– Это твое право.
– Вас найдут!
– Я не прячусь, поверь. Тут есть гостиница такая для паломников…
– И мама там?
Ну как ему объяснить? Что такое сказать, чтобы он поверил?
ШЕСТНАДЦАТОЕ НОЯБРЯ
Китайгородцев открыл глаза и увидел Потемкина.
– Доброе утро, – сказал гипнотизер.
Утро? За окном было серо. Ночь прошла.
– Какое число? – спросил Китайгородцев хриплым голосом.
– Шестнадцатое, – после паузы ответил Потемкин.
Их взгляды встретились. Потемкин не выдержал и отвел глаза.
На улице Китайгородцев растерся снегом. Как Михаил делал это ровно сутки назад. Потемкин наблюдал за происходящим из окна. Китайгородцев обнаружил это, и ему было неприятно. Он вернулся в дом.
– Будем уезжать.
– Куда? – спросил Потемкин.
Китайгородцев пожал плечами в ответ. Он не знал. Да и какая ему, в сущности, разница?
В самой большой комнате, где и печь была самая большая в этом доме, паломники обычно трапезничали. Китайгородцев заглянул в холодильник. Несколько банок тушенки – вот и все запасы. На лавке у стены, прикрытый чистым полотенцем, нашелся хлеб. Немного зачерствел, но тем не менее выглядел он аппетитно. Похоже было, что монастырской выпечки. Заводской хлеб таким не бывает.
– Позавтракаем, – предложил Китайгородцев.
Ему хотелось жить по привычному распорядку, как будто сегодня был обычный день. Потемкин не возражал, поняв, наверное, что происходит в душе его спутника.
Китайгородцев массивным ножом с широким лезвием вскрыл две банки с тушенкой. Нарезал хлеб огромными кусками. Пригласил к столу Потемкина.
Ели молча. Китайгородцев мрачно разглядывал бревенчатую стену, что была напротив. Потемкин ковырял вилкой в банке и делал вид, что его это занятие чрезвычайно увлекает. Но он в конце концов не выдержал.
– Я долго думал, Анатолий. Всю ночь. Я не спал. Нам надо ехать к Михаилу.
Китайгородцев перестал разглядывать стену.
– Зачем? – спросил он.
У Потемкина уже был готов ответ. Похоже, он действительно все обдумал.
– Нам надо быть с ним рядом, – убежденно заговорил Потемкин. – Он враг Стасу, Стас враг ему, он хочет, чтобы Стас был мертв…
– Глеб, – поправил Китайгородцев.
Пауза. Потемкин соображал.
– А-а, ну да! – сказал он. – В общем, если у Михаила есть враг, тогда сам он от этого врага захочет держаться подальше. Правильно? А мы рядом с ним! И тоже получаемся подальше от этого врага!
Логика в его словах была.
– И потом, я могу с этим Михаилом поговорить. Он сильный гипнотизер, не спорю. Но иногда достаточно просто по-человечески поговорить. Надо еще раз попробовать с ним договориться.
– Бесполезно! – процедил сквозь зубы Китайгородцев.
– Бороться надо! – жестко сказал Потемкин. – Ты руки не опускай!
А может, так и надо? Приклеиться к этому Михаилу, не выпускать его из виду, а там будь что будет?…
Китайгородцев не успел додумать эту мысль до конца, потому что хлопнула входная дверь. Потемкин вздрогнул. Китайгородцев быстрым движением взял в руку нож.