Телохранитель Каина | Страница: 8

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– У меня нет объяснения. Я просто его видел. Так близко, что ошибиться невозможно. Он подошел к окну. Смотрел на меня. Потом ушел.

– Куда?

– Не знаю.

* * *

Следов, разумеется, не было.

– Шел сильный дождь, – сказал Китайгородцев. – Все смыло.

Лисицын стоял рядом, набросив на плечи пальто. Зябко передернул плечами, повел взглядом вокруг. Лужи до сих пор не высохли.

– А может, их и вовсе не было, следов? – спросил он со вздохом.

– Были. Я видел. Ну, не то, чтобы отчетливо. Угадывал! – подыскал нужное слово Китайгородцев.

– Угадывал, – повторил за ним Лисицын.

Прошелся вдоль стены, невнимательно глядя себе под ноги и явно не рассчитывая что-либо там обнаружить. Ничего и не было.

– И ты вот тут бегал, да? – нервно повел рукой Лисицын. – Под дождем… С палочкой своей… Да?

Он хмуро глянул на собеседника.

– Да, – подтвердил Китайгородцев.

– Мне все никак не верится, – сказал с досадой Лисицын. – Вроде ты серьезный человек. В охране служишь. Пистолет у тебя есть?

– Есть. – Китайгородцев сдвинул полу куртки, обнажая плечевую кобуру, из которой торчала рукоятка пистолета.

– Газовый? – поинтересовался Лисицын.

– Нет, настоящий.

– Вот видишь – настоящий, – сказал Лисицын. – Значит, ты не псих. Нормальный парень. Должны были тебя проверить, прежде чем дать в руки пистолет. И вот ты нормальный вроде, а сам мне про призраков рассказываешь. И я в затруднении: как тебя понимать?

Китайгородцев хмурился.

– Тут обижаться не надо, – посоветовал Лисицын. – Тут надо объяснять – к чему ты мне историю про призраков рассказываешь?

– Это был не призрак, – сказал Китайгородцев. – Это был человек. Я его видел – вот как вас сейчас!

– И он был один в один как тот, из воска, что наверху, – подсказал собеседник.

Если бы он не психовал, в голосе проявилась бы насмешливость. А так – раздражение одно. Но Китайгородцев не дрогнул.

– Да, один в один, – подтвердил он.

– Генерала Лисицына уж десять лет как нет! – сказал Стас Георгиевич, темнея лицом. – Я его хоронил! – выкрикнул он. – Мать моя хоронила! Михаил там тоже был! И с нами еще человек сто были на похоронах и поминках! Он умер! Его нет! И не мог он под окно к тебе прийти, ты это понимаешь?!

– А вот, кстати, Михаил, – вспомнилось Китайгородцеву. – Я его видел после того.

– После чего?

– После того, как этот человек исчез, – показал Китайгородцев куда-то себе под ноги. – Я видел Михаила в доме, и он был такой мокрый – хоть одежду на нем выжимай.

– Он тоже был на улице?

– Получается, что да.

– Может, это его ты и видел в окно?

– Нет-нет! – уверенно сказал Китайгородцев. – Точно – не его.

– Ты сказал ему, что видел кого-то за окном?

– Да.

– А он что?

– Сказал, что это чепуха.

– Значит, все-таки чепуха? – испытующе глянул Лисицын.

И Китайгородцев понял, что собеседник ждет от него оценки: насколько искренен был Михаил. Он замялся.

– Можешь говорить как есть, – сказал Лисицын, обо всем догадавшись. – Я этого хмыря не уважаю, хоть он мне и родственник.

– Мне показалось, что Михаил решил меня не посвящать во что-то, – дипломатично сформулировал свой ответ Китайгородцев.

Лисицын закивал часто-часто, будто другого он и не ожидал. Задумался. Взгляд его блуждал, ни за что не цепляясь, пока не наткнулся на мрачный, темного кирпича, дом.

– Вообще тут много странностей случается, в этом доме, – вдруг сказал Лисицын. – Непростой в смысле дом. Нехороший.

* * *

Часа в два дня Китайгородцева пригласили отобедать. Про обед – это он не сразу понял. За ним пришел один из охранников Лисицына и произнес уже слышанное:

– Хозяин ждет!

Китайгородцев заковылял за охранником, опираясь на палку.

Поднялись на второй этаж. Охранник распахнул двери, ведущие в анфиладу, пошел вперед, не оборачиваясь. Китайгородцев едва поспевал за ним. Прошли через несколько залов, в третьем или четвертом по счету был накрыт стол: белоснежная скатерть, столовый сервиз, серебряные приборы. За столом трое: Наталья Андреевна в неизменном черном платье, Михаил и Стас Лисицын.

– Садись, отобедай с нами, – сказал Лисицын, обращаясь к Китайгородцеву. – Дай-ка ему стул, – это уже своему охраннику.

Лисицын был подчеркнуто любезен. Наталья Андреевна мрачна и неприветлива. И Михаил сосредоточен и хмур. Китайгородцев заподозрил, что мысль пригласить его за общий стол пришла в голову Лисицыну, а остальные двое членов семьи не то что были не в восторге, а противились до последнего, и даже сейчас они против, судя по угрюмым выражениям лиц. Китайгородцев осторожно опустился на приставленный охранником стул. Второй охранник Лисицына, выполнявший роль официанта, тотчас поставил перед ним на стол чистую тарелку и налил в бокал вина.

– Ты присоединяйся, – сказал Китайгородцеву Лисицын. – У нас тут по-простому. Бери, что видишь, – он жестом хлебосольного хозяина обвел рукой стол.

Сам он тут же выпил рюмку водки – по-гусарски лихо запрокинув голову.

Наталья Андреевна с прямой, как доска, спиной сидела молча, разглядывая свою полупустую тарелку. Напряжение было разлито в воздухе. Китайгородцев с удовольствием ретировался бы куда подальше, но это невозможно – предлога не было.

– Конечно, всем этим надо заниматься, – сказал Лисицын, явно продолжая ранее начатый разговор.

Ему не ответили. Он демонстративно этого не заметил.

– Даже такие элементарные вещи, как наружное освещение, – продолжал Лисицын. – Ни одного фонаря вокруг! Черт ногу сломит!

Он обвел присутствующих взглядом.

– Я закажу проект, – предложил он. – Какой-нибудь фирме, которая занимается установкой фонарей. Разработают проект, все привезут, сами установят. Будет светло. Спокойнее мне как-то.

– А что тут освещать? – сухо осведомилась Наталья Андреевна. – Лес?

– Дом! – с готовностью отозвался Лисицын и посмотрел на мать уверенным взглядом человека, готового идти до конца.

– Нам ни к чему эта иллюминация, – с прежней сухостью сообщила Наталья Андреевна.

– Очень даже к чему! При ярком свете перестанут вокруг дома тут бродить всякие… По ночам… Людей пугать…

Лисицын смотрел на мать с вызовом. Она никак не отреагировала. Лисицын еще выпил водки. Он, кажется, накачивался спиртным, пытаясь придать себе решимости.