– Было, конечно.
– Давно?
– Меньше месяца, я думаю.
– Сколько их было?
– Двое.
– Мужчины?
– Да.
– Машина черная?
– Да.
– Все правильно, – кивнул Костюков. – Сходится. Номер запомнили?
– Я не смотрел. То есть смотрел, конечно, но не запомнил. Там две семерки были. Маленькие такие цифры. Это я точно помню…
Московская, стало быть, машина.
– А больше не помню.
– Машина какая? Иностранная?
– «Тойота»!
– Точно?
– Ну, сзади там написано. Я прочитал.
– Там еще что-нибудь должно быть написано. «Тойота-Королла», например. Или «Тойота-Карина».
– Я не видел. Но «Тойота» – это точно.
– И что же – они возле развалин крутились?
– Приехали. А я там сухостой рубил. Увидел их, думаю – ну вот, и к нам «новые русские», пожаловали. А что? Хорошее место. Разве бы барин в плохом месте поселился? Ну и по ним видно – люди не бедные, не нам чета. Я подошел к ним, говорю: любопытствуете, мол? А они ничего так, с уважением. Спрашивают: из местных я или как? Из местных. Ага, говорят, так вы нам многое можете рассказать про барский дом, ну и вообще…
– Вообще – это про что? – уточнил Костюков.
– Тут графа Тишкова было имение. До самой революции. Говорят, не из бедных. Самому царю служил. Эти, которые приехали, сначала спрашивали, правда ли, что тут Тишковы жили, потом: не остались ли их родственники, не слышал ли я про кого-нибудь? Ну что ответить? Не слышал, конечно. Ну какие родственники через сто лет? Известно ведь, какие были времена. Всех, кто голубых кровей, – под корень, чтоб, значит, и духу не осталось. И с этими, с Тишковыми, видать, та же история. Ну а они все свое гнули. Вроде как родню искали.
– Фамилии какие-нибудь называли?
– Ну, про Тишковых, ясное дело…
– Еще про кого?
– Еще говорили, да я не запомнил.
– Марецкий?
– Вроде как было, – просветлел лицом Сергеич. – Марецкий…
Он это слово будто на зуб пробовал.
– Да, и про него, кажется, говорили.
– Что именно?
– А просто спросили, – сказал Сергеич. – Не слыхал ли я. Может, мол, от кого другого я фамилию эту слышал. Не-е, говорю. От вас от первых слышу.
– Они объяснили, при чем тут Марецкий?
– Нет. Спросили – я отвечал. И больше уж этого не касались.
– Как думаете, в чем был их интерес?
– Любопытствовали, – ответил Сергеич неопределенно.
Вряд ли он лукавил. Кажется, действительно не мог вычленить из того разговора хоть что-нибудь определенное. Пытался, но не получалось. И Степан вот сказал: тишковским родом интересовались. В глубь веков, так сказать. К истокам. А про Марецкого – как бы между прочим. Но в обоих случаях спрашивали. В курсе они, что наследник.
– Так, значит, их Марецкий все-таки интересовал? – попытался хотя бы напоследок нащупать верную дорожку Костюков.
– Не-е, – уверенно замотал головой его собеседник. – Они любопытствовали, кто тут прежде хозяйничал. Куда Тишковы потом подевались.
– А может, это родственники?
– Ну какие они родственники? Говорю же – любопытствовали просто.
* * *
Первым делом Костюков обошел все залы краеведческого музея. Ничто его особенно не заинтересовало, только возле невесть каким ветром сюда занесенных дуэльных пистолетов он остановился. Зато зал, занятый посвященной роду Тишковых экспозицией, он изучил с тщанием. Долго всматривался в схему генеалогического древа тишковского рода, после чего повернулся к скучавшей на стульчике смотрительнице:
– А Марецкий Игорь Александрович – это случайно не композитор наш известный?
– И вовсе не случайно, – сообщила женщина. – Конечно, композитор.
– Надо же! – произнес уважительно Костюков. – В роду одни царедворцы были, а он вот музыку пишет.
– Благородство крови не скроешь. Если у тебя предки были из высоких сфер, так от судьбы не уйдешь, тоже будешь витать в эмпиреях.
– И что – приезжает сюда? – проявил интерес Костюков.
– Раньше не было. А последние месяцы появляется. Сейчас многим это нравится – чтобы их благородное происхождение подтвердилось.
– С чего же он так вдруг вспомнил о предках? Или не знал?
– Не знал, – сказала женщина. – Ему недавно сообщили. Он к нам приехал. Мы все-таки музей, у нас фонды. Оказалось, что много чего есть по Тишковым. Вот отдельную экспозицию подготовили. Раньше у нас тут было про сельское хозяйство и развитие местной промышленности. Теперь поменяли. Игорю Александровичу понравилось, что о его предках помнят. Даже денег музею дал. Мы фасад подновили. Новые стеллажи для фондохранилища купили.
– А люди как относятся? – кивнул на музейные экспонаты Костюков. – Проявляют интерес?
– Наши не ходят, – ответила женщина. – Не до того. У каждого ведь огороды. А детишек, когда в школе учеба идет, сюда приводят на экскурсии. Им нравится. Потому что экскурсия вместо урока, – засмеялась она.
И Костюков засмеялся с нею вместе.
– Но неужели взрослые совсем не интересуются?
– А что тут интересного? – пожала плечами смотрительница. – Ну, были помещики. Так их на Руси жили тысячи. Вся земля кому-нибудь да принадлежала. Вот повесили мы тут портреты, – кивнула на картины в золоченых рамах, – а ведь ничто не атрибутировано. Что за художник, когда картина написана – ничего не известно.
– Да и Тишковы ли это – еще большой вопрос, – подсказал Костюков.
Прежняя работа наградила его таким качеством, как профессиональный цинизм. По повисшей вдруг паузе он догадался, что и его собеседницу давно терзают сомнения.
– Проверяем, – сказала наконец женщина. – Музейное дело неспешное. Потому мы всем и отвечаем: пусть эксперты сначала разберутся, потом сможем что-либо сказать.
– А кому вы так отвечаете? Интересовался кто-то?
– Люди любопытствовали. У директора нашего, Андрея Андреевича, спрашивали.
– Кто?
– Я не знаю. Приезжали какие-то люди из Москвы. Хотели фильм снимать.
– Про ваш музей?
– Зачем про музей? Про род Тишковых.
– Мужчины были? – сразу же догадался Костюков.
– Да. Двое.
Кто бы сомневался. Вот они под каким соусом сюда прикатили. Фильм снимать. Легенда настолько удобная, что не подкопаться.
– Ну и как? – осведомился Костюков. – Работа у них успешно продвигается?