— Ну это-то им к чему? — Сидевшее на корточках похожее на уменьшенную копию древнего ящера «кожаное» существо — с близкого расстояния Дэйн мог с точностью сказать, что это именно кожа, а не одежда, — подошло к ним и вступило в беседу. — Привет тебе, мыслящий, во имя Вселенского универсального разума.
Поднос нового собеседника был помечен желтыми и красными полосками. Обоняние Дэйна уловило запах содержимого упаковки. Так пахнет сероводород, выделяющийся при гниении и разложении, но «кожаный» принялся за свою пищу с явным аппетитом, а в том, как он это делал, угадывалась даже своеобразная утонченность манер. Существо брало небольшие кусочки кончиками хватательных конечностей, немедленно отправляло их в рот и тщательно пережевывало острыми крепкими зубами.
— Зачем им с нами плохо обращаться? Мы же — их товар, — продолжал рассуждать «кожаный». — Мир, из которого происхожу я, — беден, мне не часто удавалось там так славно поесть, но что говорит Божественное Яйцо? Да продлится его мудрость в веках, покуда не иссякнет огонь солнц! Вот что оно говорит: «Лучше в добром мире питаться мошкарой, витающей над болотами, чем пировать во дворце войны, смерти и страданий».
Дэйн не смог удержаться от смешка. Это уж точно слишком рептилия-философ. Гигант повернулся к Маршу, обнажая зубы.
— Чужестранец, чем тебя так насмешила мудрость Божественного Яйца? «Философ» задал свой вопрос вежливым тоном, голос рептилии звучал мягко, однако вид его страшных зубов говорил сам за себя.
— Я вовсе и не думал смеяться, — запротестовал Дэйн, немного отодвинувшись. — Просто там, откуда я… э-э-э… родом, существует Великая книга Мудростей, а в ней, среди прочих, есть и такое изречение: «Лучше угощение из зелени с любовью, чем из жирного тельца — с ненавистью!»
— М-м-м-м… — протянул человек-ящерица. — Чего ж удивляться? Истинная мудрость — мудрость везде, мой обезьяноподобный друг. Даже оказавшись в унизительном положении раба, можно позволить себе предаться философским размышлениям и найти для этого основания. Так что все в порядке, приятель.
Тщательно подбирая слова, Дэйн произнес:
— Там, где я живу… то есть где я жил, считается несколько двусмысленным, когда некая персона, известная своей агрессивностью, заявляет о мире. А по моим… э-э-э… понятиям, ты выглядишь достаточно опасным. Учти, я вовсе не желаю тебя обидеть.
— А я и не обижаюсь, — возразил человек-ящерица, — хотя и не могу не согласиться с тем, что сильному и страшному на вид существу приходится вечно уверять окружающих в своих добрых намерениях, тогда как маленькому и слабому это не требуется, хотя ведь неизвестно, что у него на уме на самом деле.
— Ну, у нас это не всегда так, — проговорил Дэйн и подумал, что отродясь и в мыслях не держал, представить себе не мог, что доведется ему сидеть, что называется, за одним столом с гигантской рептилией и беседовать с ней на философские темы. Да нет, скорее это странное существо могло считаться не рептилией, а (да-да!) в каком-то смысле, конечно, человеком. И все-таки от этого просто мозги дыбом вставали. В общем, происходила чайная вечеринка в психушке для безнадежно больных.
— Меня зовут Аратак, — произнес «кожаный», или человек-ящерица. Дэйн назвался, и «философ» задумчиво повторил имя Марша. — Не имею ни малейшего понятия, что такое Дэйн, но вот Марш [1] — совсем другое дело, так называется мой дом, так что мы с тобой в каком-то смысле братья, старина Марш. Давай же и правда станем с тобой братьями по несчастью, так как все болота в конечном итоге — одно болото, все озера одно озеро, все моря — одно море в бескрайнем Едином космосе.
Дэйн почесал в затылке. Рассуждения рептилии-философа показались Маршу настолько фантастически сумасшедшими, что даже понравились ему.
— Годится, — ответил Дэйн.
— На досуге мы займемся более детальным изучением твоей и моей философии, — предложил Аратак. — Я же еще раз убедился в том, что уже знал и так — Универсальный вселенский разум не только величайшая философская идея, но он и истина по своей сути, ибо за несколько недель рабства я на своем опыте убедился в том, что существует братство между людьми и гуманоидами. Раньше я мог только праздно рассуждать об этом, по правде говоря, мне никогда не казалось, что среди обезьяноподобных встречаются достаточно разумные существа, так как у них слишком много времени уходит на заботу о своем физическом благополучии, да еще на, так сказать, удовлетворение потребностей в воспроизведении себе подобных. На моей планете они годятся разве что на роль домашних животных. Не помню, чтобы кто-нибудь из них занимал важные места в руководстве Содружества. Поэтому, ребята, — он указал своей когтистой конечностью на потупившихся Дэйна, Райэнну и Роксона, — примите уверения в моей бесконечной благодарности за то, что вы предоставили мне шанс подняться вверх еще на одну, если можно так выразиться, ступеньку в великом деле совершенствования духа.
В ответ Роксон мрачно пробурчал:
— Будем надеяться, что это наше совершенствование духа принесет нам пользу в дальнейшей жизни.
Все замолчали.
Дэйн выскоблил свой поднос дочиста, не оставив на нем ни крошки, и почувствовал себя получше. Теперь ему стало известно, куда он попал. Он понимал, что ни скорая смерть, ни пытки ему не угрожают.
Однако, как бы там ни было, перспективы выглядели не слишком заманчиво. Всю свою жизнь Дэйн Марш считал себя человеком действия. В том мире, где он жил, большинство людей ходили по проторенным тропам и скорее поступали согласно установленному порядку, чем действовали самостоятельно. Дэйн, можно сказать, всю свою жизнь положил на то, чтобы не быть подобным таким людям, поэтому тяжесть плена усугублялась для него невозможностью поступать в соответствии со своими правилами. Такое положение дел просто не могло не бесить Дэйна. Схваченный против своей воли, посаженный в клетку, снабженный, опять-таки насильно, переговорным устройством последнее не причиняло боли, зато давало массу преимуществ, так как позволяло общаться с другими пленниками, однако это тоже раздражало Марша, поскольку опять же было сделано помимо его воли.
Когда пища вернула Дэйну силы, вызывавшее тихое раздражение чувство беспомощности довольно быстро переросло у него в самый настоящий гнев. Все эти граждане величайшей межгалактической цивилизации просто сидят и ждут, понятия не имея о том, что с ними сделают владельцы корабля — работорговцы мехары. Нет, Дэйн Марш с таким положением вещей мириться не собирался!
Снова послышался тот клацающий звук, который предварял первое появление в коридоре мехаров — разносчиков пищи. Дэйн обратил внимание на это обстоятельство. Он решил, что такой шум издает некий единый механизм, отпиравший двери клеток перед началом трапезы и запиравший их по ее окончании. Мехары, очевидно, вполне полагались на мощь своего оружия и на тот ужас, который сумели внушить пленникам, в противном случае работорговцы не стали бы оставлять двери открытыми столь долгое время. Все это могло пригодиться Маршу позднее, а пока он решил просто убить время.