Эта загородная прогулка сошла ей с рук – никто даже не спросил, почему она так поздно пришла из школы, откуда эта чудесная черемуха, благоухающая на всю квартиру, и, может быть, из-за черемухи, никто не уловил в ее дыхании запаха вина. Все было так красиво, так романтично, прямо как в романсах, и у Ганны зрела надежда, что прогулку эту можно было бы и повторить.
Когда они приехали к ручью во второй раз, черемуха уже отцвела, и видны были на ветках крошечные зеленые завязи. Шампанское кололо веселыми иголочками язык и кружило голову. Ганна, засмеявшись, пожаловалась, что от этого вина ей как-то щекотно, и Вадим шутя ухватил ее за шею, такую теплую под волосами.
– Где тебе щекотно? – допрашивал он. – Вот здесь? Или вот здесь?
Он ласково трепал Ганну, будто играл с хорошеньким щенком, его быстрые и тоже как бы смеющиеся пальцы пробегали по ее тонким ребрышкам, по бугоркам позвонков, по крылышкам лопаток. Ганна извивалась, восторженно взвизгивала, и вдруг замерла, не дыша. Широкие ладони Вадима скользнули ей под мышки и вдруг накрыли грудь. Внезапно Ганна обнаружила, что лежит навзничь на клетчатом пледе, что видит над собой огромные, во все небо, глаза Вадима, что его твердые, пахнущие табаком губы приникают к ее губам. Она зажмурилась, стараясь получше ощутить вкус первого в жизни поцелуя, но место радости в ту же минуту занял страх. Ганна сжалась в комочек, выставила впереди себя руки, приготовившись обороняться от чего-то неизвестного и ужасного… Но почему же, когда объятия разжались, она ощутила жгучую досаду? Вадим отпустил ее, теперь он просто сидел рядом и водил травинкой по ее лицу, по губам.
– Все хорошо, малыш, – ласково ответил он на ее невысказанный вопрос.
Но все же на следующий день он не приехал на свое обычное место, и у Ганны стало смутно на душе. Он пропустил три дня, и за это время она успела словить тройку за годовую контрольную по алгебре и пару раз отвечала на уроках так, что учителя только руками разводили. Впрочем, это ее совсем не огорчило. Мысли девочки занимал только Вадим. Почему она вела себя как ребенок, как маленькая дурочка? За ней ухаживает взрослый парень, ухаживает по-настоящему. Она должна соответствовать. Если и дальше строить из себя полоумную, то он решит, что Ганна не стоит этих стараний, что ей рано еще встречаться с молодым человеком. Тем более что… Ей же было приятно, когда он ее обнял и поцеловал! Ей же не было противно! От его рук по телу распространялось приятное тепло, будто лежишь в ванне…
Ванная комната – единственное место в квартире, где Ганна могла остаться наедине с собой. Свою спальню она делила с Наташкой, которая, хотя и гордится старшей сестрой, и обезьянничает, но все равно болтушка и ябеда. Вечно озабоченная мать, хнычущий младенец, братья-архаровцы… А в кухне бабуся пристает с нотациями, у старушки свои причуды. Целыми днями она сокрушается о том, что переехала жить в город к дочке.
– Словно в дармовые прислуги поступила, – сетует бабуся, быстро-быстро крутя спицами. – Приготовь, да подотри, да принеси… А домишко-то мой заброшен стоит! Уеду я обратно, как есть уеду, никакого мне уважения от вас нет!
– Не уезжай, бабусь, – вяло возражает Ганна, – ты одна там не управишься. И огород надо сажать, и корову доить, и все такое…
– Не управлюсь? Э-эх, внучка, не знаешь ты, как люди работают! Ты-то вот, я смотрю, ни к чему не приучена, матери-то легче самой все сделать, чем тебя научить. А тут и бабка под рукой, на ней хоть пахать можно…
От унылого разговора Ганна уходит в ванную комнату, грохает щеколдой и пускает воду. Не спеша раздевается она перед зеркалом – небольшим, помутневшим и поцарапанным зеркалом, в нем, как в воде лесного болотца, отражается ее лицо. Ганна требовательно всматривается в свое отражение. Рот великоват. Глаза, наоборот, могли бы быть побольше. На носу веснушки. А волосы, это же наказание, какие непокорные! Никак не соорудить из них модной прически! Но остальное Ганну устраивает – сняв блузку, она внимательно оглядела тонкую шею, слабые жердочки ключиц, маленькую круглую грудь. Встав на цыпочки, рассмотрела в зеркало свой впалый живот, на котором справа – родимое пятно, похожее на сердечко.
Вздохнув, Ганна легла в ванну, в набежавшую за время осмотра горячую воду. Тело покрылось жемчужными пузырьками, вода затуманилась от мыла. Как-то Ганна, взяв отцовскую бритву, сбрила тонкие волоски под мышками. После этого, как знала Ганна из рассказов девчонок, хорошо бы обработать подмышки дезодорантом: и вместо запаха пота девушка будет благоухать ароматной свежестью. Да, как бы хотелось Ганне иметь этот самый дезодорант! И духи ей хотелось, хотелось туфельки на каблуке, хотелось красивое белье, его не продают в магазинах, но она видела на перемене, как старшеклассницы перебирают в туалете хрустящие пакетики, наполненные словно бы кружевной пеной… Если бы у Ганны были такие вещицы, Вадим не оставил бы ее! Но у нее не было денег, она не знала, где купить всю эту красоту, не знала, что еще предпринять для своей привлекательности… Грустно размышляя, девушка лежала в ванне, пока кто-то из домочадцев не начал колотить в дверь.
– Что это тебя за чистоплотность такая обуяла? Бывало, и ноги вымыть не заставишь, – бормотала мать, протискиваясь мимо дочери с грязными пеленками в руках. – Ишь, лицо-то как горит… Ты не перегрелась, часом?
Но Ганна покраснела не от горячей воды. После придирчивого осмотра себя девушка находила себе в ванной еще одно занятие. Дело в том, что, возвращаясь из школы, Ганна однажды заглянула в ближайший книжный магазин. Среди груды неудобочитаемых книг, воспевающих то радость созидательного труда, то красоты родной природы, ей бросился в глаза пухлый томик в цветастой бумажной обложке.
«Ги де Мопассан. Жизнь. Милый друг» – прочитала Ганна. Открыла книгу, пробежала глазами несколько строк и тут же закрыла ее. Томик стоил рубль тридцать четыре копейки, эти копейки Ганне пришлось искать на дне портфеля, а продавщица насмешливо за девушкой наблюдала. Французский классик, друг Тургенева, по словам Максима Горького, «певец женских бедер», произвел в незрелом уме Ганны переворот. Революцию! Вот оно, оказывается, в чем дело, вот что такое любовь! Страсти, измены, горечь разлуки, восторг свидания! Оказывается, чтобы удержать возле себя мужчину, нужно быть соблазнительной, кокетливой, ветреной, занятной и ни к чему не относиться слишком серьезно! Нечего сказать, удружил ей Мопассан, ни с того ни с сего изданный Верхневолжским книжным издательством! Восьмидесятые подходят к середине, социализм вот-вот окончательно победит в отдельно взятой стране, а они развлекают восьмиклассниц похождениями пройдохи Дюруа! Наслаждалась же творениями Мопассана Ганна в ванне, больше было негде. Отсюда и яркий румянец на щеках, отсюда и тоска по красивым вещам, и беспокойство – красива ли она?
Все же, видно, она была достаточно хороша и без кружевного белья, и без модельных туфель, потому что Вадим снова объявился как ни в чем не бывало. Он словно и не заметил, что пропустил целых три дня, и у Ганны от этого сладко замерло сердце. Он – мужчина, взрослый и серьезный, у него могут быть свои дела, и для него вовсе не весь смысл жизни состоит в любви, в их свиданиях!