Москва, конец января
В то сумрачное утро олигарх и журналист, надышавшись свежего воздуха, сидели на кухне у камина – пили кофе, растягивая удовольствие.
Полковник Мацкевич, увлекшись сбором «свежатинки», по его собственному выражению, запаздывал. Данное обстоятельство нисколько не удивляло приятелей – они уже привыкли, что у пожилого детектива и аналитика свой график.
– Ну, вот и всё, закончились наши новогодние каникулы «по-русски». Полный идиотизм! Половина января – сплошная гулянка! – самокритично подвел черту Духон, обращаясь к Багрянскому. – Теперь вторая половина – отдых от первой.
– Что поделаешь, против традиций не попрёшь. Но по правде говоря, действительно надоело. Когда ты, Саша, кстати, улетаешь?
– Еще не решил. И вообще, не хочется планировать заранее. Все так быстро меняется – сегодня одно, завтра другое… Между прочим, мы так и не знаем, что сказали нашему герою за «Стенкой». А без этого история с полонием лично для меня ещё не закончена. Мацкевич говорит, что Свиридов в Москве, но посмотри, даже носа не кажет. Конспирируется, что ли? – задумчиво произнёс Духон.
– Вы, как всегда, правы. – В кухонном пространстве неожиданно раздался взволнованный голос Мацкевича, который стоял в дверях и нервно помахивал каким-то листком бумаги.
– Леонид Сергеевич, чего вы опять такой взъерошенный, как мартовский кот на крыше? – иронично усмехнувшись, спросил Багрянский.
– Скорее наоборот, я как в воду опущенный, да ещё в ледяную! – упавшим голосом ответил Мацкевич, присаживаясь к столу. – У меня для вас, товарищи дорогие, пренеприятнейшее известие…
– Не занимайтесь плагиатом, Леонид Сергеевич! Не отнимайте у Гоголя знаменитую фразу городничего!
– Поверьте, Лев Владимирович, сейчас вам будет не до дешёвых эскапад, когда прочтёте вот это. – Отставной полковник тяжело вздохнул и положил на стол листок, которым он тряс в дверях.
– При чем здесь эскапады? Любите вы всякие заумные словечки! – взяв в руки бумагу, воскликнул Багрянский.
– Эскапада, Лёвушка, это ведь экстравагантная выходка, – пояснил Духон. – Значит, нас ждет нечто необычное. Давай читай, раз уж первым схватил бумаженцию.
Багрянский, с профессиональным проворством пробежав текст глазами, внезапно побледнел и как-то придушенно вымолвил:
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день…
– Ты что остолбенел? Да прочти же, наконец! – закричал на друга Духон, чувствуя неладное. И тут же, выхватив у того из рук бумагу, оказавшуюся компьютерной распечаткой, начал читать сам. На страничке компьютерной распечатки под заголовком «Загадочная смерть дипломата» значилось следующее:
«Серебристая «Ауди», мчавшаяся в сторону МКАД на бешеной скорости, неожиданно потеряла управление, вылетела в кювет и загорелась. За рулем автомобиля находился, как позже удалось выяснить прибывшим на место сотрудникам автоинспекции, высокопоставленный дипломат, советник МИДа по особым поручениям Игорь Михайлович Свиридов. Его тело сгорело практически полностью.
Этот трагический инцидент выглядит весьма загадочным. Во-первых, машина была совершенно новой. Во-вторых, трасса была практически пуста…»
Духон в сердцах отшвырнул листок и уставился на друзей. Багрянский чуть не всхлипывал. Мацкевич тоже едва себя сдерживал.
– Какого черта? Вы что принесли? Да быть этого не может! Чтобы Интеграл так глупо погиб?!.
Мацкевич, к которому были обращены слова, вместо ответа пробормотал что-то по поводу даты публикации.
– Что дата? При чем тут дата? – продолжал бушевать Духон. – Где здесь дата?
– Судя по дате, трагедия случилась неделю назад, – оглушил друзей странной подробностью Мацкевич. – А я узнал лишь сегодня. На одном из интернетовских сайтов нашел информацию. Дикость какая-то! А в конторе словно воды в рот набрали. Специально? Случайно? Ничего не понимаю. Я не поленился, обзвонил все морги, в том числе и судмедэкспертизу. И что вы думаете? Ноль. Дырка от бублика.
На Леонида Сергеевича тяжело было смотреть – он будто состарился сразу лет на пять. Друзья знали его отношение к Свиридову, так что утешать Гуру было бесполезно.
– Странно… – задумчиво произнёс Духон, стараясь скрыть собственное волнение. – А ведь перед отъездом из Лондона он словно предчувствовал недоброе! Не надо было ему возвращаться в Москву без нас.
– Саша, не преувеличивай наши возможности. Вот тебе лишнее подтверждение, что человеческая жизнь ничего не стоит. Даже если дело касается суперагента самой суперовой спецслужбы, – довольно категорично высказался Багрянский. И в сердцах стукнул по столу кулаком.
– Согласен с тобой, Лев Владимирович. Наверняка убийство, чёрт возьми! – в сердцах воскликнул Духон. – И как пить дать его заказал Куратор-прокуратор. Вот подонки! Теперь можно считать, что тайна отравления Люсинова похоронена навсегда.
Духон нервно поднялся, чтобы достать бутылку «Джеймесона».
– Давайте, друзья, помянем Интеграла. Он был мужественным и честным человеком, который до конца пытался исполнить свой долг. Но, очевидно, Багрянский прав: правдоискатели во все века никому и нигде не были нужны. Особенно властям! Как я понимаю, парень чем-то крепко зацепил их…
– А я сейчас подумал о другом, – с грустью в голосе произнёс отставной полковник. – Как странно все происходит в жизни! Как ловко маскируется зло, окружающее нас со всех сторон! Подумать только, незримое глазу, ничтожно малое ядрышко атома может таить в себе не только огромную энергию, но и огромное зло. Достаточно, оказывается, где-то выпустить из-под контроля эту дьявольскую энергию, к примеру, в виде мизерных доз полония, как непременно следует цепная реакция, сплошь состоящая из трагических событий. Возьмите хотя бы наш случай! – сколько людей уже стали жертвами треклятого люсиновского дела! И боюсь, наш Игорь далеко не последняя…
– Извините, конечно, господа, надеюсь, вы понимаете, что дело не в полонии-210 и не в неосторожном обращении со спичками. Дело в кукловодах. В Полониях с большой буквы. Кстати, кто из вас помнит зарубежную литературу? – задал странный вопрос Багрянский.
– Только ты и помнишь. Ты же филолог… – скептически произнес Духон. – Только говори яснее, не наводи тень на плетень. У нас, можно сказать, близкий человек погиб.
– А я и говорю вполне ясно, – парировал наезд Багрянский. – Помните, что случилось с Офелией, как погибли ее брат Лаэрт и, конечно, принц датский Гамлет? Между прочим, из-за Полония…
– Что ты несешь? Нашел время лекции читать. При чем вообще тут полоний? Во времена Гамлета полоний не был даже открыт. Или ты о старике Полонии, еще об одном персонаже Шекспира?
– В самую точку. Многие литературоведы спустя века увидели в его персоне символ вселенского лицемерия, лжи и интриганства. И они, пожалуй, правы. Хм, сделать свою дочь проституткой, сына – убийцей… и все ради собственного влияния, ради сиюминутных интриг… Вот я и спрашиваю вас, господа, не напоминает ли вам наша история о невольном присутствии в ней шекспировского Полония? Страсти-то тоже шекспировские, нешуточные…