Как только стих диссонанс, музыкант медленно поднял голову. По тонким бледным губам скользнула еле заметная улыбка, в синих глазах уже не было золотых искр, коса волшебника змеей вилась по темной одежде, а медно-красные волосы в таком освещении приобрели оттенок свежей крови.
Впечатление обычно солнечный и теплый Мидьяр производил самое темное.
– Господа, вы позволите мне спеть? – тихим звоном упали в тишину слова барда.
– Пой, – тяжело опустился на стул один из «волков».
Пальцы Хранителя коснулись струн, которые отозвались мелодичным перебором, перешедшим в резкий бой. Когда Мидьяр запел, я даже вздрогнула на мгновение. Обычно бархатно-тягучий голос барда стал резким и хрипловатым. Его можно было бы даже назвать не особо приятным. Впрочем, это и нельзя было петь иначе.
Когда пел, Ярр всегда выкладывался по полной, погружался, жизнь проживал в своих песнях. Мне было страшно представить, сколько в нем людей, личностей, масок. Возможно, именно поэтому Грезы самый невероятный из всех Хранителей.
Вот и сейчас, когда Хранитель понял, что музыканты поймали рисунок мелодии, отставил гитару и теперь просто пел.
Я смотрела и не узнавала. Или я просто не видела?
И так резкое лицо стало еще более острым, синие глаза были прищурены, плечи опущены, кулаки сжаты, бледные губы Ярра кривились в горькой усмешке.
Как наяву перед глазами вставали картины, рожденные воображением с помощью Искусника. И теперь лицо овевал горячий ветер с ароматом южного моря, близкой земли, соли, запахом преющих на обжигающем солнце водорослей, выброшенных на берег недавним прибоем.
Виделся брошенный корабль, некогда гордый своей силой и мощью. Кулак армады, уверенный, что его никогда не оставят, принявший команду и выкладывающийся до конца под руками капитана.
Но, ругая погоду и случай, команда оставляет его.
Годы идут…
Гниет даже насквозь просоленное. Время не помнит о прошлых заслугах, забывает, что даже дерево имеет гордость и память.
Ветры свистят в щелях, треплют выцветшие, полуистлевшие паруса, которые уже никогда не наполнятся воздушными потоками и не сдвинут корабль с места, не вытащат из беспощадной ловушки. Не выдержав жгучего солнца и штормов великого моря, сломались мачты. Во время отливов от палуб до дна обнажаются все раны боевого корабля – дыры в обшивке от пушечных ядер, рубцы от тарана.
Но он спит… Убаюканный мерным шелестом волн, не видящий, как восходит солнце над соленой водой, как искрятся его лучи в синей морской глубине, корабль грезит о новой жизни. О воскрешении…
Последнее, хриплое «Всем нам хватит воды» как в душу упало. Мидьяр, сгорбившись, сидел на стуле и глядел перед собой невидящими глазами. В тишине прозвучал еле слышный вздох. А потом «волки» тихо разошлись по сторонам.
Я уже хотела подойти к Хранителю, как от «побережников» прозвучало:
– Пой еще!
Хранитель резко поднял голову, и, видимо, тот, кто привык отдавать приказы и допустил слишком властные нотки в голосе, увидел нечто такое, что заставило его поспешно добавить:
– Сейчас это нужно, бард. Ты ведь понимаешь…
– Хорошо, – согласно качнул головой музыкант.
Мидьяру подали гитару, он сам себе кивнул, тронул струны. Зазвучал резкий гитарный бой.
Я прикрыла глаза, позволяя невероятным картинам проноситься перед внутренним взором. Виделись дальние дороги и уставшие воины, высокие вершины, пылавшие голубым пламенем в солнечном свете и искрящиеся серебром льда и снега звездными ночами, где холодно так, что замирает даже самое горячее сердце.
И везде они. Молодые и старые, глупые и умные. Кто-то хотел сюда попасть, у кого-то не было вариантов. Некоторые не переживут сегодняшней ночи, глупо умрут, провалившись в ближайшую трещину, и найдут свой покой на дне ледяной расселины. А другие героически погибнут, ценой своей жизни купив безопасный отход остальной команде. И лишь немногие счастливчики вернутся домой невредимые…
Мидьяр поднялся и в полной тишине прошел по залу, взял меня за руку и вывел на улицу. Гомон города и пряный морской воздух немного привели меня в чувство.
– Встряхнись, – не оборачиваясь, сказал Ярр.
– Хорошо, – тихо выдохнула в ответ.
Мы зашли в ближайшую подворотню, и Искусник создал портал, который перенес в мою гостиную в резиденции.
Я еще никогда не видела у Мидьяра такого каменного лица. Просто алебастровая маска. Бледный, ни единой эмоции, только глаза лихорадочно горят. Неужели проживать песни настолько сложно? Но зачем он так делает? Или надо было выложиться по полной? Ведь он и правда нашел слова. Он создал настроение. И он изменил ситуацию.
Мидьяр повернулся, оглядел меня и сухо проговорил:
– То, что ты сейчас видела, – это образец манипулирования толпой. Шаг первый: привлечь внимание. Шаг второй: сказать то, что они хотят услышать. Третье: сказать так, чтобы после этого они готовы были пойти за тобой хоть на край света. Когда я уходил, все было в третьей стадии. Осмысливай.
Хранитель пассом создал портал и ушел.
Потом я еще долго сидела в кресле, смотрела на пляшущие по стенам тени и блики… Возможно, я эгоистка и не имею сострадания к ближнему, но многое бы отдала за еще одно такое погружение. Ярр, ты чудо. И ты даришь сказку другим. Иногда веселую, иногда грустную и даже немного страшную, но сказку…
Дни все так же пролетали стремительно. Я училась, стажировалась то в одном, то в другом департаменте, обзаводилась кругом знакомых. Мари большую часть времени заменяла меня, и виделись мы с ней только во дворце и на выходных, когда «принцесса» официально посещала резиденцию Хранителей.
С Рыжем «неформальное общение» продвигалось с переменным успехом. То его не было неделю и больше, то появлялся в каждый мой визит во дворец. Притом в апартаментах мы не сидели. Пламенеющий подтвердил свою специализацию телепортиста и куда только меня не таскал. Мы много говорили, и я ощущала себя младшей сестренкой, которую очень любят. Нежность чувствовалась во всем – в его взгляде, в том, как он меня касался, разговаривал…
Сегодня мы были где-то на юге, и впереди вечным огнем, как и тысячу лет назад, пылали белые скалы и песчаник у их подножия.
Темная южная ночь была душной. Прохладный ветер только немного остужал разгоряченную кожу. Звезды казались вышитым золотым узором на темном бархате неба.
Я же, не отрываясь, смотрела на пляшущее по камням и земле пламя. Оно то еле заметными язычками стелилось по песчанику, то взмывало вверх на десятки сантиметров, а в вышине даже на метры. Словно пытаясь достать до темного небесного свода и хоть немного осветить его.
– Как красиво, – зачарованно глядя на огонь, прошептала я.
– Да, – эхом откликнулся Пламенеющий, стоящий за моей спиной. – Пылающая земля. Древняя, как мир. Священное место моего Клана.