Мыс Грома | Страница: 39

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Фергюсон кивнул.

— Понятно. Надеюсь, вам не потребовалось для этого никого убивать?

— Неужели вы считаете меня на это способным? Пожалуй, это все, что я имел вам сообщить, бригадный генерал, тем более что мне страсть как хочется спать.

Спустившись по ступенькам, он подошел к такси, отворил дверцу.

— Я же говорил тебе, приятель, — сказал, обращаясь к нему, таксист.

— Ну ладно. Их все равно не переспоришь. Отвези меня на улицу Лорда Норта. — Он откинулся на спинку сиденья и бросил взгляд в окно, всматриваясь в проносившийся мимо ночной лондонский пейзаж.


Джек Лейн, который недавно развелся с женой, жил один в квартире на Вест-энд-лейн, на окраине Хэмпстеда. Он разогревал замороженную пиццу в микроволновой печи, когда раздался звонок телефона. Сердце у него екнуло.

— Джек? Говорит Фергюсон. Диллон столкнулся нос к носу с теми двумя подозрительными типами, которые были на осмотре трупа в присутствии коронера и присяжных заседателей и в крематории. Они работают на некоего Макса Сантьяго, живущего в Пуэрто-Рико, а с недавних пор обосновавшегося в Париже.

— Это все, сэр?

— Пока достаточно. Собирайся и дуй прямиком в контору. Посмотри, есть ли у французской разведки на него что-нибудь, затем проверь досье в ЦРУ, ФБР, словом, всюду, где только может быть какая-то зацепка. Он наверняка фигурирует в досье, занесенном в один из компьютеров этих организаций. Тебе удалось что-нибудь разузнать об этом ныряльщике по фамилии Карни?

— Да, сэр, во многих отношениях он представляет интерес.

— Отлично, доложишь мне о нем утром, однако этим Сантьяго начни заниматься прямо сию минуту. Помни, что в Штатах сейчас на пять часов меньше, чем у нас.

— Попытаюсь, сэр.

Со стоном Лейн положил трубку, открыл дверцу микроволновой печи и с отвращением посмотрел на пиццу. Черт бы все побрал, другого выхода у него нет. Впрочем, он всегда может поесть немного жареного картофеля с рыбой по пути в министерство.


Сидя у себя в квартире, Смит допивал второй большой бокал виски. Его правая рука была по-прежнему в гипсе и покоилась в лубке. Чувствовал он себя хуже некуда, к тому же рука начала сильно болеть. Он наливал себе еще виски, когда зазвонил телефон.

— У тебя есть какие-нибудь новости? — послышался в трубке голос Сантьяго.

— Пока что нет, мистер Сантьяго, — ответил Смит и помедлил, отчаянно придумывая, что бы сказать еще. — Возможно, что-нибудь будет завтра.

— Мне звонил Шах. Джонсон серьезно ранен, а у тебя сломана рука. Проклятый ирландский ублюдок — так, по-моему, ты изволил выразиться. Полагаю, речь идет о Диллоне?

— Да, мистер Сантьяго, нам пришлось с ним схлестнуться. Мы, видите ли, подкараулили девчонку, но ему удалось заманить нас в ловушку. У него был при себе пистолет.

— В самом деле? — сухо отозвался Сантьяго. — А что ты сказал, когда он спросил, кто твой хозяин?

— Ровным счетом ничего, — инстинктивно ответил Смит. — А вот Джонсон…

Он оборвал себя на полуслове.

— Продолжай, выкладывай все как на духу.

— Хорошо, мистер Сантьяго. Этот трусливый подонок назвал ваше имя Диллону.

Последовало минутное молчание, потом в трубке снова послышался голос Сантьяго.

— Я разочарован в тебе, дружок, крайне разочарован. — В трубке раздался щелчок, и все стихло.

Смит понимал, что это значит. Еще никогда в жизни ему не было так страшно. Действуя одной рукой, он собрал вещи, вытащил тысячу с лишним фунтов стерлингов, которые хранил в жестяной банке из-под сахара на кухне, и вышел из дома. Через две минуты он уже сидел за рулем фургона и, управляя машиной одной рукой, гнал ее прочь. В Абердине с давних времен у него осталась подружка, которая всегда питала к нему слабость. Шотландия — вот куда надо сматываться. Чем дальше от Джонсона, тем лучше.


Шах сидел в частной лечебнице за своим письменным столом, приложив к уху телефонную трубку. Спустя несколько секунд он опустил ее, тяжело вздохнул и вышел из кабинета. Зайдя в небольшую аптеку рядом с операционной, он насадил иглу на шприц и наполнил его жидкостью из флакончика, который вынул из шкафчика с лекарствами.

Когда он открыл дверь в палату, находившуюся в самом конце коридора, Джонсон спал. Рядом с его кроватью стояла капельница. Мгновение Шах стоял, глядя на него сверху вниз, потом обнажил его левую руку и вонзил в нее шприц. Джонсон сделал примерно пять глубоких вдохов, потом его дыхание прекратилось. Проверив, подает ли больной признаки жизни, и не обнаружив таковых, Шах вышел из палаты. Задержавшись у столика регистрации, он поднял трубку и набрал номер.

— Похоронное бюро «Дирдин», — раздался голос в трубке. — Чем можем быть вам полезны?

— Говорит Шах. У меня есть для вас покойник.

— Он готов к тому, чтобы мы его забрали?

— Да.

— Будем у вас через полчаса.

— Благодарю вас.

Положив трубку, Шах отправился обратно к себе в кабинет, мурлыча под нос какую-то мелодию.


На часах было около одиннадцати, когда Трэверс вернулся к себе домой на улицу Лорда Норта и застал в кабинете Диллона, читавшего книгу.

— Дженнифер уже легла спать?

— Больше часа назад. Она очень устала.

— Немудрено, ведь на долю этой девушки выпало столько неприятностей. Не хотите ли пропустить по стаканчику на сон грядущий, Диллон? Не могу предложить вам ирландского виски, но, может, сойдет бокал старого доброго эля?

— Отлично.

Трэверс наполнил два бокала, отдал один из них собеседнику и уселся в кресло напротив.

— Ваше здоровье. А что вы читаете?

— Эпиктет. [11] — Диллон поднял книгу. — Это греческий философ, который принадлежал к школе стоиков.

— Я знаю, к какой школе он принадлежал, Диллон, — терпеливо произнес Трэверс. — Просто меня удивляет, что вы это знаете.

— В этой книге он утверждает, что человек, не прошедший в своей жизни через испытание, не заслуживает того, чтобы жить. А вы с этим согласны, адмирал?

— Думаю, согласен, если это не значит взрывать бомбы, от которых гибнут невинные люди, под предлогом какого-то мнимого правого дела или стрелять людям в спину.

— Да простит вас Бог, адмирал, но я ни разу в жизни не устраивал взрывов бомб так, как вы говорите, и не стрелял никому в спину.

— Да простит меня Бог, Диллон, потому что сам не знаю, почему я склонен верить вам. — Залпом выпив виски, Трэверс встал. — Спокойной ночи, — сказал он и вышел из кабинета.