Он понял, что бояться нечего. Левая бровь у него поползла вверх.
– А что, собственно, мы тут стоим? Может, зайдем ко мне? Чайку попьем.
Она не возражала. На крыльце Жохов достал из-под коврика ключи, открыл наружную дверь. Внутренняя оставалась незапертой. Когда потянул ее на себя, магнитофон промолчал. Электричество все еще не дали.
– Брр-р! – входя, поежилась Катя. – Как вы тут спали?
Он сослался на англичан, предпочитающих нетопленые спальни, пообещал, что сейчас будет светло и тепло, и для начала разобрался со штырями оконных ставень. Во дворе выдернул их из пазов, постучал по освобожденному стеклу в знак того, что первая часть обещания исполнена. Связка ключей осталась в кармане. С третьей попытки амбарный замок на сарае неохотно выпустил из себя поеденную ржавчиной дужку. Интуиция не подвела: внутри лежало с полкуба побуревших от старости поленьев. Жохов набрал полное беремя, как говорила бабушка, в комнате с грохотом сбросил всю охапку на пол, надрал бересты, нащипал лучины и начал растапливать печь, вслух удивляясь тому, что вот ведь как странно, всего полтора часа на электричке, и попадаешь совершенно в другой мир.
– Сама я с Александром Семеновичем мало знакома, с ним дружна моя тетка, – сказала Катя. – Максимова Наталья Михайловна. У вас в семье она известна как Талочка, вы должны ее знать.
Жохов решил разом покончить с этой теткой, не то будет висеть над ним как дамоклов меч.
– Нет, не знаю, – ответил он, уже подыскав причину.
– Странно. Раньше она часто бывала у вас дома.
– Очень может быть, но я там никогда не бывал. Я – плод внебрачной любви.
– Простите, – смутилась Катя. – У вас, должно быть, непростые отношения с отцом.
– Их, можно сказать, нет.
– Совсем никаких?
– Н у, какие-то есть, конечно. Не то как бы я здесь очутился? Но минимальные. С шестнадцати лет я не взял у него ни рубля… Вот, – кивнул Жохов на макет дворца культуры в углу, – типичный образец его творчества. Брать деньги, полученные за это? Извините.
Он нашел в кухне ведро, принес воды из колодца, примеченного во время похода за дровами. Ставя на огонь чайник, услышал за спиной:
– Вот ваш отец.
Катя рассматривала одну из висевших по стенам фотографий. На ней группа молодых мужчин в широких брюках и одинаковых светлых рубашках с воротником апаш застыла на краю строительного котлована. Туманная дата «1956» косо лежала поверх опалубки. Лица строителей были отмечены печатью того веселого времени, когда новое вино влилось в старые мехи. Теперь оно прокисло.
Палец указывал на долговязого, тонкошеего, с буйной шевелюрой. Такие шапки волос после сорока исчезают бесследно.
– Точно, – подтвердил Жохов.
На соседнем снимке прямо в объектив смотрел черноглазый мальчик в вельветовой курточке с ученическим подворотничком.
– Это вы? – с сомнением спросила Катя.
– Похож?
– Не особенно. Наверное, это ваш брат. Здесь, – обратилась она к другому портрету, – ему лет двадцать, а выражение глаз то же. Тетка говорила, он окончил историко-архивный.
– Знаю я этих советских историков, – поморщился Жохов. – У меня дома сосед – кандидат исторических наук, диссертацию защитил по истории ДОСААФ. Бутылку мне проспорил. Уверял, что монголы – мусульмане.
– А они кто?
– Буддисты.
Он достал чашки, разложил на блюде извлеченные из кармана сухари, ножом наковырял в банке немного полуразложившегося варенья, объяснив, что это вместо заварки, заварка кончилась. Пока закипал чайник, Катя немного рассказала о себе. После института она почти двадцать лет работала сначала младшим, потом старшим библиографом в бюро технической информации одного закрытого НИИ, но осенью попала под сокращение. Устроиться по специальности трудно, да и смысла нет, на зарплату не проживешь, пришлось до лета сдать свою двухкомнатную квартиру, оставить дочь-второклассницу тетке и переехать сюда.
Рассказано было без эмоций. За зиму обида перегорела, но Жохов чувствовал, как под пеплом тлеет огонь, дохнешь – и полетят искры. Для одинокой женщины с ребенком, всю жизнь проработавшей на одном месте, это была катастрофа, крушение мира. Даже ему непросто оказалось пережить то время, когда разгоняли их группу в институте, хотя он сменил столько работ, что в трудовой книжке имелось два вкладыша. Наконец вывесили приказ, и завлаб сказал: «Про Монголию забудь навсегда!» В тот день окончательно созрело решение рвать когти.
– Главное, с дровами возиться не надо, есть АГВ. Поначалу было страшновато одной, но ничего, привыкла, – договорила Катя, умолчав про соседей с телефоном и ротвейлером.
Эти трое смазывали картину ее одинокой аскезы в затерянном среди снегов зимовье.
– К тому же у меня есть пистолет, – добавила она с милой гримаской, зная, что оружие в дамской сумочке оттеняет женственность, как мужские часы на девичьем запястье.
– Макарова?
– Увы, стартовый. Подарил один дачник – воров пугать.
– Никого вы им не напугаете, зато можете спровоцировать агрессию. Не вздумайте из него стрелять, – предостерег Жохов. – Спрячьте и забудьте. У вас, что ли, много чего можно украсть?
– Прямо! У тетки даже телевизора нет, она его принципиально не смотрит. Дело в том, что я заодно устроилась тут сторожем. В соседнем кооперативе есть сторож, наши ему приплачивают, но сюда он ходить ленится. Дачники с этого края, девять человек, наняли еще и меня. Тетка их уговорила. Платят мне вскладчину.
– Сколько?
– В месяц по тысяче с носа.
– Негусто.
– Кому как. Девять тысяч – это пятнадцать долларов.
– Ну не пятнадцать, меньше. Доллар уже к семи сотням подваливает.
– Пусть меньше, но я же ни за что не отвечаю. Просто живу и присматриваю за дачами. Если что-то замечу, должна позвонить хозяевам, вот и все. В остальном с меня взятки гладки. Я им сразу сказала, что с бомжами разбираться не буду, и они на это пошли. Не так уж плохо иметь за такую работу лишних девять тысяч. По радио говорили, с первого апреля минимальная зарплата будет четыре тысячи двести семьдесят пять рублей. Сейчас, значит, и того нет.
– А прожиточный минимум – шестнадцать с чем-то. На одного. А вас двое.
– Я же еще квартиру сдаю за тридцать долларов.
– Где у вас квартира?
– На Дружинниковской.
– Это где?
– На Пресне. Возле Белого дома.
– Престижный район, – оценил Жохов. – Просите пятьдесят.
Он стал рассказывать про своих знакомых – кто, где и за сколько сдает или снимает квартиру, но чаевничали недолго. Катя торопилась опустить в почтовый ящик письмо для Наташи. Ящик находился в «Строителе», почту оттуда забирали раз в сутки, с утра.