За три месяца до объявления карантина
На ноябрьские праздники, правда, теперь уже бывшие, в президентской зоне Кремля с самого утра царил небывалый ажиотаж, какого не было, наверное, с той поры, как «совдеповская власть кончилась».
У президента было впечатление, что весь аппарат его администрации и правительства только и ждал отмены Госдумой официального праздника большевиков, чтобы как следует это дело отметить. Возвращаясь в кабинет с заседания Совбеза, президент краем уха ухватил разговор в собственной приемной.
– Ты представляешь, – жаловался кому-то в трубку референт, еще моложавый, но уже с залысинами мужчина. – Все телефоны как заклинило. Ту-ту. Ту-ту. Занято! Все цокаются друг с другом, с праздником поздравляются. А в столовой? Тоже цок-цок, цок-цок...
Увидев в дверях президента, референт, словно обжегшись, бросил трубку на рычаг.
«Городская линия», – машинально зафиксировал президент.
– Это какой у нас праздник? – полюбопытствовал он у вошедшего вслед за ним Шатунова.
– Так седьмое же? – удивился тот. – У меня в аппарате тоже только один вопрос в повестке дня – где и как будут проставляться? Может, мы поспешили отменить столь любимый народом праздник? Как вы думаете?
– А ты как думаешь?
«Проверяет. Надо же так вляпаться...» – Сколько раз он давал себе зарок не подставляться, и пожалуйста...
– Чего молчишь? Боишься не угадать ответ? Давай с двух раз.
– Инерция привычки, – осторожно предположил Шатунов. – Или лишний повод выпить.
«Конечно, и то и другое у нас в крови. Неистребимо, – подумал президент, про себя улыбнувшись. – А мужик он смышленый, собранный. Только достаточно ли это для будущего президента?..»
Пропустив вперед Шатунова, он вошел в свой малахитовый кабинет и уже там не стал себя сдерживать.
Ему активно не нравилась та едва уловимая атмосфера какого-то безразличия и даже цинизма, исходившая в последнее время от общения с главными чиновниками страны. Он давно уже понял, что латанием дыр одновременно с имитацией видимости Империи, чем он в итоге занимался все годы своего правления, ничего эпохального свершить, увы, так и не удалось. Хотя, передавая бразды правления в его руки на кремлевском крыльце, президент Уралов завещал лишь беречь Россию. Не ломать, не перестраивать, не приумножать, а всего лишь сберечь.
«Собственно, для кого сберечь? – вдруг подумал президент. – Для народа? Или для преемника?»
Он скосил взгляд в сторону дверей, где все еще скромно топтался его возможный сменщик, пытаясь убрать с высокого лба непокорную челку.
Как ни цинично звучит, но это так – именно сменщик.
– Ты что топчешься у дверей, как топтыгин? Присаживайся. Разрешаю «примерить» кресло.
Шатунов позволил себе великодушно ослушаться и сел на приставной стул.
– Что, не по Сеньке шапка?
– Как скажете, – потупил взгляд вице-премьер.
– То-то и оно – как скажу. Конечно, моей рекомендации хватит, если скажу народу, как тогда Уралов. Но правильно ли поступлю? Вот в чем вопрос!
Действительно вопрос! Президента даже передернуло от прикосновения к холодному дыханию вечности.
Он часто думал в последнее время об этом. Исторически сложилось так, что прогресс в России обеспечивался не столь даже умным, сколь долгим правлением яркой неординарной личности. Иван Грозный, Петр Великий, Екатерина, Сталин, наконец... Как ни крути, все они были созидателями, а не просто «сберегателями». Но у страны теперь новая Конституция... Ее не изменишь.
Тем более что ему абсолютно не было жаль расставаться с браздами правления. Может, в том и есть его высшая президентская зрелость, чтобы продолжить преемственность власти в стране.
На самом деле он давно уже сравнивал себя с арбитром на футбольном поле, которому одна часть публики аплодирует, а другая посылает на мыло или, того хуже, кроет матом. За что? Разве всем угодишь?! И какого, собственно, рожна он должен угождать? И сколько это еще может продолжаться?
Президент вновь посмотрел на возможного сменщика, нос которого от волнения еще более заострился.
– Правильно я рассуждаю, Сергей Васильевич? – хитро спросил он вице-премьера.
– Простите, не понял?
– Вот и я о том же, – пробормотал президент. – Как ты думаешь, Сергей Васильевич, не надоело мне тянуть всю эту лямку? Каждый день лицезреть ваши скучные лица, кстати, как раз в этом самом кресле, в котором ты сейчас сидишь...
Под пристальным взглядом президента будущий сменщик заерзал. Тем более речи шефа ему были непонятны, а стало быть, опасны.
Президент с сожалением констатировал, что вылепленная его собственными руками команда мало-помалу распадается, хотя внешне это, возможно, и незаметно.
Опустившись в свое излюбленное кресло, хорошо знакомое миллионам телезрителей именно потому, что во время экранных «собеседований» с посетителями главного кабинета страны оно неизменно пустовало, президент привычным движением раскрыл синюю папку с ежедневным обзором прессы.
Специально обученные на составлении выжимок из СМИ мастера были кем-то в его аппарате здорово надрессированы лишь на определенного рода критику. И кто уж конкретно пытался влиять на него таким вот бесхитростным способом, президент особо не зацикливался.
Какая, собственно, разница? Кто из его советников – Умнов, Крутов, Смирнов или еще кто-то за кулисой, о себе мнил, что именно он серый кардинал Кремля, старательно, красным маркером выделяя все критические выпады журналистов в адрес тех или иных персон из его окружения?
Тем не менее президент заставил себя прочитать обзор СМИ и в первую очередь те строки, которые были старательно подчеркнуты красным маркером.
«...Сегодня Россия не та страна, какой была еще семь лет назад... Мы живем в другой стране... Нас лишили свободы... Власти пошли по пути корпоративизма... Главным принцип действий Кремля – это приватизация прибылей и национализация убытков...»
– Надергали, – раздраженно пробормотал он побелевшими губами. – Сам черт не разберет, что в этих статьях на самом деле.
– Вы это мне?
Президент вспомнил, что в кабинете он не один. Он навел на Шатунова свой знаменитый стальной взгляд, выработанный еще со службы в КГБ и от которого иным становилось не по себе.
– Ты пока поезжай к себе. В свой Белый дом. Или ты, дружочек Сереженька, забыл, что давно служишь там, а не в Кремле?
– А как же нам обсудить...
Завершить фразу он не успел.
– Ты ничего не перепутал? Если что и надо обсудить, то не нам, а мне. Если с вице-премьером, то я тебя приглашу специально. А если с воспитанником в некотором роде, то не в Кремле. Так что пока.