Поэтому и в это утро Готлиб пребывал в отличном расположении духа. Он лениво растекся в кресле за письменным столом и не знал, чем заняться. Потом, видимо о чем-то вспомнив, вытянул из макулатурного хлама, которым ежедневно заваливают американцев навязчивые фирмы и официальные учреждения, со вкусом оформленный конверт из дорогой тисненой бумаги. Внутри лежало приглашение, набранное худосочным готическим шрифтом, под стать витиеватым фразам, которыми оно было составлено. Успешно преодолев барьеры чопорной английской стилистики и кружевной немецкой графики, Миль наконец уяснил, что закрытый клуб «Гризли» в Лос-Анджелесе, почетным членом которого в силу особых – уже и не вспомнить каких именно – заслуг он имеет честь состоять, просит его почтить своим присутствием юбилейное заседание. В программе мероприятия обещали изысканный ужин и увлекательное шоу.
Миль состроил кислую мину. Было время, он любил иногда напомнить о себе, покрасоваться в очередной из тусовок. Несколько раз, поддавшись уговорам, даже специально летал посмотреть нашумевшие спектакли на Бродвее, правда, при этом с трудом сдерживал зевоту и досиживал до конца представления.
Казалось бы, ничего удивительного: возраст настойчиво напоминает о себе не только морщинами, но и иссушенной душой. Однако Миль знал, что дело тут вовсе не в возрасте и не в пигментных пятнах, проступивших кое-где на коже. Он не отождествлял себя с немощным стариком, душа еще не утратила эластичности и упругости.
В свои шестьдесят пять лет он не мог пожаловаться на отсутствие темперамента. Красивые женщины продолжали возбуждать его. В свободные минуты он охотно шарил по кишащим в Интернете порносайтам, будоражащим воображение почти как живыми женскими телами.
И все-таки что-то безвозвратно ушло: он утратил азарт охотника. С появлением денег его затравленное с детства самолюбие легко находило удовлетворение. Исчезла необходимость кому-то что-то доказывать, желания перестали завораживать своей непредсказуемостью. Он мог обладать женщинами на любой вкус, не утруждая себя борьбой и переживаниями, а лишь сняв телефонную трубку с рычага. И чем грузнее и неповоротливей становилось его тело, тем больше выпадало на его долю фальшивых комплиментов в постели.
Миль был крайне расчетлив, жаден и всегда неохотно расставался с деньгами, а с возрастом приходилось все щедрее расплачиваться за сомнительные удовольствия. Поэтому он предпочел свести их к минимуму. Тем более, что крайне редко покидал ранчо Кристофа Мигана, к чьей могучей спине весьма вовремя примостился много лет назад. При этом его роскошные, прекрасно обустроенные квартиры и дома в престижных кварталах Нью-Йорка, Сан-Франциско, Майами, как правило, пустовали. Привязанность к собственному дому, чувство родного очага Готлиба не отягощали.
К счастью, у Готлиба все же оставалась цель, которая, возможно, влекла к себе даже сильнее, чем в молодые годы. Это были не женщины, не друзья, не выпивка, не яхты и не автомобили. Этой желанной целью и добычей для него всегда оставались деньги. Деньги как некая феерическая абстракция, наполняющая смыслом существование и питающая живительным эликсиром душу. Пожалуй, только окунаясь в стихию финансовых махинаций, он испытывал волнение и радость не только от ожидания результата, но и от самого процесса.
Поэтому он никак не мог взять в толк, почему его босс и патрон так вызывающе равнодушен к деньгам. Это, в известной мере, даже обижало Готлиба, поскольку изысканно и в то же время нагло указывало ему на его место. Как собаке хозяин указывает на место в конуре или, в лучшем случае, на коврике у ног.
Собственно, ради запоздалого самоутверждения в глазах Мигана, он и затеял, наверное, уже последнюю в своей жизни комбинацию, которая окончательно раскрепостит его перед лицом остального мира.
Наивный Миган. Как сумасшедший ухватился за тривиальную идею с заводными ноутбуками, с помощью которых вообразил решить разом все проблемы – от защиты окружающей среды до отмщения мировой индустрии туризма.
Другое дело он, Готлиб. Продукт, которым он вскоре завалит мир, – этот скромный набор СD-дисков, над которыми успешно трудится один русский парень, принесет не только бешеные деньги именно ему, Милю. Он принесет любому пользователю гармонию и удовлетворение…
О чем он только что подумал? О чем-то важном?
Ах да. Нанятый им специально за немалые деньги эксперт, которому Готлиб передал первый вариант компьютерной программы этого русского сочинителя «игрушек», – как его? – Широкова, написал свое заключение.
Готлиб отбросил на стол конверт «Гризли» и стал рыться в ящиках. Куда он засунул столь важную бумагу?
– Нашел! – Похоже, это было его первое слово за утро, произнесенное вслух. – Ты слышишь, Господи, я благодарю Тебя первым в этот день.
Поскольку Господь ничего не ответил, Миль, надев очки, уткнулся в документ. Вот они, те самые строчки.
«…при всей феноменальности производимого эффекта не могу не отметить в заключении, что образы данного варианта программы все-таки воспринимаются не как живые. Более уместен термин: они почти как живые. И в этом видится серьезная недоработка.
Однако считаю необходимым сделать оговорку, что по своему замыслу действующие в программе образы не могут одинаково восприниматься нейтральным пользователем, которым является ваш покорный слуга, и тем человеком, который непосредственно вводил параметры игры. В его случае некоторые «шероховатости» в передаче, например детали обнаженного женского тела, могут остаться незамеченными, так как пользователь в конечном счете видит перед собой не виртуальную фигуру, а ее реальный прототип…»
Вот и пойми этих ученых. Обласкают и тут же все изгадят. Но этому русскому надо прибавить информации. Пусть старается, тем более, как он сам информирует, финал не за горами. Тогда Готлиб по-настоящему утрет нос Мигану. Еще умолять будет, чтобы дал права на «вшивку» программы непосредственно в его компьютер. Может, дам. А может, и нет. Но все обновления все равно придется покупать заново. И за бо-ольшу-ущие деньжища.
Миль аккуратно сложил только что прочитанную бумагу в папку, а на календаре сделал пометку из двух слов: «Дубна-Полинезия». Память-то совсем стала дрянная.
Мимолетом Готлиб равнодушно взглянул на приглашение и довольно живо представил, что придется, задыхаясь и обливаясь потом, натягивать на себя новый костюм пятьдесят шестого размера, завязывать галстук, затем трястись в автомобиле почти полторы сотни миль. Всякое желание пропало, по сути, еще и не родившись. Была, правда, возможность обратиться к патрону и воспользоваться его вертолетом. Но те порой имеют обыкновение камнем падать на землю, а Миль не желал нелепо заканчивать драгоценную жизнь. Тем более, ради какого-то экзотического шоу. Только этого не хватало!
Он уже собрался отправить приглашение в мусорную корзину вместе с остальной утренней корреспонденцией, но неожиданно передумал. Внутренний голос шептал: «Не торопись, приятель, этот вечер может многое для тебя значить!» Миль опять задумался и быстро засеменил в приемную Мигана.