На железном кольце зазвенели ключи, лязгнул замок. Вместе с начальником караула в камеру вошел жандармский унтер-офицер.
— Вы Керим-бек? — спросил он. — По распоряжению ротмистра Певцова следуйте за мной!
Вышли, сели в карету, кучер нахлестнул лошадей.
А там, куда они ехали, под освещенными окнами дома в Миллионной топтался на тротуаре человек в шинели с петличками Межевого департамента, щекастый и толстогубый. Наконец, набравшись храбрости, он поднялся на крыльцо и позвонил.
Под столом в гостиной валялась повязка с кровавым пятном, сорванная поручиком с прокушенной ладони. Она лежала здесь как знак того, что все видимое имеет сокровенный смысл. Услышав звонок, Певцов сапогом зашвырнул ее под диван и побежал к двери. Иван Дмитриевич не спеша пошел следом. Торопиться не стоило, по осторожному, вялому дребезжанию звонка нетрудно было догадаться, что это никак не Шувалов прибыл.
Камердинер, опередив их, открыл дверь. Человек в мундире Межевого департамента ошарашено заморгал:
— Сенька? Ты, сукин сын?
— Я, барин.
— Вот у кого нынче служишь! Ах ты!
Вошедший щелкнул камердинера по носу и тут только заметил в отдалении эполеты Певцова и скромный серый пиджак Ивана Дмитриевича.
— Что угодно? — грубо спросил Певцов.
— Покорнейше прошу извинить. — Гость расшаркался. — Имею безотлагательную, так сказать, нужду в их светлости.
— Входите, — пригласил Иван Дмитриевич. — Господин Стрекалов, если не ошибаюсь?
— Откуда вы меня знаете?
— Я — Путилин. Начальник сыскной полиции.
Иван Дмитриевич провел онемевшего Стрекалова в кабинет князя, поскольку из гостиной его голос могла услышать жена. Тот подчинился безропотно. Войдя в кабинет, Иван Дмитриевич спустил «собачку» замка и ловко захлопнул дверь перед носом у Певцова.
— Имею, так сказать, совершенно приватный разговор к их светлости, — испуганно забормотал Стрекалов.
— Князь фон Аренсберг мертв, — сказал Иван Дмитриевич. — Убит сегодня ночью неизвестными лицами.
Стрекалов зажал рот ладонью.
— Это не я, — просипел он сквозь пальцы. — Господин Путалин, это не я!
— Зачем вы сюда пришли?
— Сугубо частного свойства имею… Имел разговор…
— Отвечайте! Не то прикажу арестовать вас.
Стрекалов держал руку в кармане, оттуда доносился осторожный шорох сминаемой бумаги.
— Что там у вас? Дайте сюда! — приказал Иван Дмитриевич. — Ну!
Смятый в комок, надорванный по краям листочек — еще минута, и Стрекалов растер бы его в труху. Письмо. Смысл таков: супругу вашу, господин Стрекалов, коварно соблазнил князь фон Аренсберг, австрийский военный атташе, и вы, господин Стрекалов, если дорожите своей честью, должны отомстить совратителю. Пусть рогоносец ударит ему в грудь своими рогами, и они отпадут… Подписи не было.
— Это не я, — заныл Стрекалов, — я не ударял…
По его словам, почтальон принес письмо третьего дня, и с тех пор оно лежало у горничной. Лишь час назад, вернувшись из Царского Села, Стрекалов прочитал это письмо и немедленно помчался в Миллионную — для того якобы, чтобы вызвать князя на дуэль, а заодно проверить, нет ли тут Кати.
«Значит, Катя, — отметил Иван Дмитриевич. — Екатерина…»
Он оглядел рогоносца: на разъяренного быка не похож. Какой из него дуэлянт! Представил себя на его месте. Как бы поступил? Ну, первым делом жену прогнать, это ясно. Потом поручиковой методой можно воспользоваться: за нос его, подлеца, за нос! Принародно! И князя со службы долой. Негоже дипломату с мятым носом ходить.
Но и на такой поступок Стрекалов едва ли способен. Зачем он пришел? И вдруг осенило…
— Сколько вы хотели взять с князя отступного? — спросил Иван Дмитриевич.
— Я?
— Чтобы не поднимать скандала… Тысяч десять?
— Бог с вами! — ужаснулся Стрекалов.
Казалось, он с гневом отрицает не саму эту мысль, а лишь сумму запроса.
Распахнулась дверь. Это Певцов, добыв у камердинера ключ от кабинета, снаружи отомкнул замок и шагнул к Ивану Дмитриевичу:
— Такого, милостивый государь, я не потерплю!
Не отвечая, Иван Дмитриевич грозно смотрел на Стрекалова, держа письмо за уголок двумя пальцами, как мертвую птицу за крыло.
— И вы поверили этому пасквилю? Этой клевете?
Он с презрением отшвырнул письмо в сторону, заметив, однако, место, куда упал листок.
— Ваша супруга ни в чем не виновна. Бегите домой и становитесь перед ней на колени. На коленях умоляйте простить вас за то, что оскорбили ее подозрением!
— Я не оскорблял. Ее дома не было.
— А дама в спальне у князя? — вмешался Певцов. — Такая крепкая брюнетка. Это не она?
— Катя! Она здесь? — воскликнул Стрекалов, порываясь выбежать из кабинета вслед за Певцовым.
Тот бросился в вестибюль, ибо у подъезда уже грохотали колеса и копыта.
— Катерина! — робко позвал Стрекалов.
Иван Дмитриевич удержал его за рукав:
— Ее здесь нет и не было! Ротмистр смеется над вами. Идите в кухню, а когда их сиятельство пройдет сюда, тихонько отправитесь домой. Живо!
Получив для пущей скорости тычок в спину, Стрекалов послушно дунул по коридору.
Иван Дмитриевич успел проверить, плотно ли закрыта дверь спальни, когда в гостиную вошел Шувалов, с ним — Певцов, объяснявший, что преступника доставят с минуты на минуту, а чуть позади — адъютант шефа жандармов.
— Поздравляю, поздравляю, — перебивая Певцова, говорил Шувалов. — Завтра к моему последнему, слава богу, докладу я приложу представление на ваше производство. Будете подполковником. Сколько вам лет?
— Тридцать четыре, ваше сиятельство.
— А что, ротмистр? Неплохо стать подполковником в тридцать четыре года? Думаю, Хотек со своей стороны исхлопочет вам австрийский орден.
— Я не приму награду от человека, оскорбившего наш корпус.
— Рад слышать. Тогда мы отдадим этот крестишко господину Путилину… Вы-то небось примете?
— Приму, — пожал плечами Иван Дмитриевич. — Если дадут.
— А теперь рассказывайте по порядку, — велел Шувалов.
— Видите ли, — залопотал Певцов, — произошли некоторые изменения. Нам необходимо поговорить наедине. Пройдемте в кабинет, ваше сиятельство…
Когда через пять минут они возвратились, от философско-игривого настроения шефа жандармов не осталось и следа. Ивану Дмитриевичу он сказал одно: