– Не получишь орешков! Ты плохой мальчик! Сиди здесь и думай над своим поведением. Не получишь теперь вкусных орешков, – неслось из темноты гостиной.
Ката щелкнула выключателем.
Понурый Арчибальд сидел на спинке кресла и едва слышно бормотал:
– Плохой мальчик! Как тебе не стыдно! Ай-яй– яй! Зачем ты укусил Катку? Плохой мальчик! Орешков не получишь.
Копейкина положила бутерброды на столик, а сама приблизилась к попугаю. Пернатый, вжав голову в плечи, искоса смотрел на нее своими янтарными глазками-бусинками. В какое-то мгновение Катарине даже показалось, что Арчибальд плачет.
– Арчи, ты чего? Я на тебя не сержусь. Ну, иди ко мне, маленький.
– Плохой мальчик. Орешков не получишь. Сиди и думай над своим поведением.
Взяв ару на руки, Ката прижала его к себе и зачастила:
– Ты хороший мальчик, и знаешь, что мы сейчас сделаем? Пойдем на кухню и поедим вкусных орешков.
Арчи оживился.
– Орешки! Орешки вкусные! – взмахнув крыльями, он пулей полетел в кухню.
Получив вожделенное лакомство, Арчи заметно повеселел и отблагодарил Катку в свойственной лишь ему одному манере.
– Твою мать! Наталья, приготовь мне ванну! Гламурный прикид! Бриллианты – лучшие друзья гламурных девушек!
– Ну и славненько. – Копейкина вернулась в гостиную, взяла сок, бутерброды и поднялась наверх. И лишь устроившись в кресле, она, к своему большому удивлению и разочарованию, обнаружила, что бутербродики несколько видоизменились. Намазанный маслом хлеб был, листья салата тоже присутствовали, а вот сыр бесследно исчез.
– Лизка! – выкрикнула Катка, топнув ногой. – Я тебе это припомню.
Спускаться вниз снова не хотелось, посему пришлось довольствоваться бутербродами с салатными листьями.
А на первом этаже, расположившись на мягком диване, довольная Лизавета, мурлыча в свое удовольствие, умывала упитанную мордочку.
В понедельник, справедливо полагая, что днем Олег на работе, Ката решила отложить визит до вечера.
Ровно в семь, выходя из лифта, она заметила хрупкую девчушку, стоявшую на лестничной клетке. Увидев Катку, юная особа быстро отвернулась и едва слышно всхлипнула.
Пожав плечами, Копейкина потянулась к звонку.
– Никого нет дома, – слабеньким голоском оповестила девушка.
– А ты тоже к Кореневым пришла?
– К ним.
– И давно стоишь?
– Уже час.
– Значит, будем ждать вместе, – Катарина поднялась на площадку и, улыбнувшись, представилась: – Я Катарина.
– Анфиса, – отозвалась худышка и вновь всхлипнула.
– Ты плакала?
Анфиса наморщила носик.
– Заметно?
– Честно говоря, да.
– А что толку от слез, уже все равно ничего не изменишь; как любит говорить моя бабушка, дело сделано, поздно пить боржоми.
– У тебя неприятности?
– Можно сказать и так.
– Я могу помочь?
Анфиса хихикнула.
– Вряд ли, мне теперь никто помочь не может. Поздно.
– Не пугай меня.
– И не собиралась. А вы родственница Кореневых?
– Нет, я приехала переговорить с Олегом.
– Ясно, – Анфиса достала из кармана платок и, не выдержав, разревелась.
– Эй, ты чего, что у тебя случилось? Расскажи.
– Я не знаю, что мне делать, мне очень страшно, а поделиться бедой не с кем.
– Поделись со мной.
Глотая слезы, девушка подняла на Катку большие глаза и пролепетала:
– Я беременна.
От неожиданности Копейкина отшатнулась.
– Беременна?
– На втором месяце. Вчера у врача была, она мне как сказала, я чуть сознание не потеряла. До дома еле дошла, думала, упаду прямо на улице. А дома мать с расспросами пристает, почему такая бледная, почему круги под глазами. Я стою, а что ответить – не знаю.
– Сколько тебе лет?
– Семнадцать. Вы меня осуждаете?
– И не думала.
– Осуждаете, – твердо проговорила Анфиса, – я по глазам вижу, просто вы сказать не решаетесь. И я вас понимаю, сама себе противна.
– Ну-ну, не говори так, беременность – это еще не конец света.
– Для кого как. Если дети в браке рождаются, это одно, а в моем случае… уж лучше бы конец света наступил.
– А отец ребенка уже в курсе?
– Пока нет. Вот стою, жду, когда он соизволит домой заявиться, а я его и обрадую. Только наперед знаю, что за этим последует, пошлет он меня куда подальше и поминай как звали. Не нужна я ему с ребенком, бросит он меня.
Катку осенило.
– Хочешь сказать, отец малыша – Олег Коренев?
– Еще чего. Мы с Вовкой встречались.
Копейкина протерла вспотевший лоб. Да, ничего не скажешь, молодежь сегодня шустрая. Не успевают окончить школу, а уже перевоплощаются в родителей.
– Вовка меня любит, – шептала Анфиса, – а вот от ребенка откажется.
– Если любит, поймет.
– Не говорите глупости. Ему семнадцать лет, одно дело – крутить любовь просто так, без обязательств, и совсем другое – брать на себя ответственность. Кто ж добровольно согласится расстаться со свободой и ребенка нянчить. Нет, он меня отошьет, я точно знаю.
– Не нагнетай, сначала переговори с парнем, а уж потом делай выводы.
Анфиса с мольбой посмотрела на Кату и спросила:
– А вы мне что посоветуете? Рожать ребенка или на аборт идти?
Ката ответила, не задумываясь:
– Рожать!
– В моем возрасте?
– Ты, когда с Вовкой наедине оставалась, задумывалась о своем юном возрасте?
– Нет.
– Вот и сейчас о нем не думай. Все будет хорошо.
Анфиса закивала.
– Я аборт делать боюсь, при любом раскладе рожать придется. А то получится как у сестры старшей, потом всю жизнь локти кусать придется. Маринка в восемнадцать лет аборт сделала, а в двадцать замуж вышла. Сейчас ей двадцать девять, а она до сих пор родить не может. Врачи говорят, ей вряд ли когда-нибудь удастся самой выносить ребенка.
Обняв Анфису за плечи, Ката начала говорить слова утешения. Девушка всхлипывала, согласно кивала головой, а потом вдруг выпалила:
– Если Вовка на мне не женится, я увеличу себе грудь.
– Здрасти, приехали, при чем здесь грудь?
– При том. У всех моих ровесниц грудь о-го-го, а у меня… сами видите. Это из-за нее все мои проблемы.