Коко сидел спиной к ним на кофейном столике, подчеркнуто игнорируя беседу. Изгиб его хвоста с приподнятым кончиком был преисполнен презрения, но наклон ушей указывал, что он тайно прислушивается.
– Хелло, Коко, – сказала девушка, – я тебе не нравлюсь?
Коко не шевельнулся. Даже усы не дрогнули.
– У меня был когда-то прекрасный рыжий кот по имени Фрэнки, – грустно сказала она Квиллеру. – Я всё ещё ношу его фото в сумочке.
Она достала из бумажника пачку визитных карточек и фотографий и разложила их на диване, а потом горделиво подняла фото пушистого рыжего шара:
– Оно не в фокусе да и выцвело, но это всё, что у меня осталось от Фрэнки. Он дожил до пятнадцати лет. Происхождение его туманно, но…
Коко! – крикнул Квиллер. – Пошёл вон!
– Кот тихо всполз на диван и вовсю работал длинным розовым язычком.
– Он лизал вон ту карточку, – указал Квиллер.
– Ох! – сказала Коки и подхватила небольшую фотографию мужчины. Она сунула её в бумажник, но Квиллер всё-таки успел уловить общие очертания. Он насупился в неудовольствии, а она принялась говорить о котах и о тёртом мускате в коктейлях.
– А теперь расскажите-ка мне всё о своих усах, – потребовала Коки. – По-моему, вы отлично понимаете, что они ужасно обаятельны.
– Я вырастил эту травку в Британии во время войны, – поведал Квиллер. – Ради камуфляжа.
– Мне она нравится.
Ему стало приятно, что она не спросила, какой именно войны, – как имели обыкновение спрашивать молодые женщины.
– По правде говоря, я опасаюсь их сбривать, – сказал он. – У меня странное ощущение, что это украшеньице позволяет мне проникать в суть некоторых вещей, например распознавать ложь и предчувствовать надвигающиеся события.
– Удивительно! – поразилась Коки. – Совсем как кошачьи усы!
– Обычно я не признаюсь в этом. Не хотел бы поднимать шум вокруг этого.
– Могу вас понять.
– Недавно у меня были предчувствия относительно кражи Тейтовых нефритов.
– Мальчика уже нашли?
– Вы имеете в виду мальчика-слугу, который якобы похитил ценности? Одно из моих предчувствий касается как раз его. Я не считаю, что он – вор.
У Коки расширились глаза.
– У вас есть какое-нибудь на то основание?
– В том-то и дело: у меня нет ничего, кроме этих чёртовых предчувствий. Паоло не подходит такая роль, и есть что-то сомнительное в хронотопе кражи… и у меня имеются кое—какие данные о Джордже Верните Тейте. Вы что-нибудь когда-нибудь слышали о скандале в семье Тейта?
Коки покачала головой.
– Конечно, вы же были тогда ещё слишком малы.
– Становится поздно, – взглянула на часы Коки. – Мне бы надо домой.
– Выпьем ещё? – предложил Квиллер.
Он подошёл к бару, скрывавшему неисчерпаемые запасы ликеров, и достал из компактного холодильничка сливки и имбирное пиво.
Коки принялась расхаживать по комнате и любоваться ею из каждого угла.
– Откуда ни взгляни, всюду прекрасная линия и композиция, – с восторженным лицом говорила она. – И люблю я эту вот игру текстуры – бархатной, древесной, шерстяной, меховой… Этот ковёр! Я преклоняюсь перед этим ковром!
Она с размаху бросилась в путаные заросли роскошного ковра. В экстазе распростерлась на нём, широко раскинув руки, и Квиллер яростно дернул себя за усы. Она лежала, не подозревая, что к ней подбирается кот. Крючком изогнув хвост, припав к ковру, кот продвигался сквозь косматый ворс, точно дикий зверь, крадущийся через подлесок. Прыжок!..
Коки вскрикнула и села.
– Он укусил меня! За голову укусил! Квиллер бросился к ней:
– Он оцарапал вас?
Коки пробежалась пальцами по волосам:
– Нет. На самом деле он меня не укусил. Только попытался чуть-чуть ущипнуть. Но он казался таким… враждебным! Квилл, с чего бы Коко такое проделывать?
В воскресенье Квиллер спал бы до полудня, если бы его не пытали сиамскими усами. Когда Коко решил, что пора вставать, то легко и беззвучно вспрыгнул к спящему на кровать и тихонько коснулся усами его носа и подбородка. Квиллер поднял веки и оказался прямо перед двумя неописуемыми глазами, столь же невинными, сколь голубыми.
– Пшшёл вон, – сказал он и снова заснул.
К нему вновь приложились усами, на сей раз к более чувствительным местам – к щекам и лбу.
Квиллер вздрогнул, сжал зубы и зажмурился, только почувствовав, как усы кота щекочут ему веки. Он резко принял сидячее положение, а кот, считая свою миссию выполненной, спрыгнул с постели и выскочил из комнаты.
Квиллер выполз из спальни, надев клетчатый красный халат, бесцельно глянул на свою трубку и отяжелевшими глазами обвёл гостиную. На кофейном столике громоздились фужеры для шампанского, воскресная газета и прилежно умывавшийся Коко.
– Вчера вечером ты был мерзким котом, – укорил его Квиллер. – Ты зачем пытался укусить эту милейшую девушку, которая так любит котов? Что за дурные манеры!
Коко крутанулся и с отрешённой сосредоточенностью занялся основанием своего хвоста, а Квиллерово внимание обратилось на ковёр. Там, на приплюснутом ворсе, в полный рост отпечаталось длинное стройное тело Коки, – там, где она распростерлась в тот головокружительный миг. Он сделал было движение, чтобы распрямить ворс, ударив по нему пальцами ног, но переменил намерение
Коко покончил с утренним туалетом и расселся на кофейном столике, с ангельским видом щурясь на хозяина.
– Ты, дьяволёнок! – сказал Квиллер. – Вот бы узнать, что у тебя на уме! Та фотография, которую ты лизнул…
Зазвонил телефон, и Квиллер приготовился выслушать очередной ворох комплиментов. Он помнил поздравительные звонки прошлого воскресенья. Ведь до публики уже дошёл новый выпуск «Любезной обители».
– Хелло-о! – кокетливо сказал он.
– Квилл, это Харолд! – Тон был напорист, и Квиллер съёжился. – Квилл, новости слышали?
– Нет, я только что поднялся…
– Ваш материал в сегодняшнем журнале – ваша резиденция для работающих девушек – слыхали?
– Что случилось? – Квиллер прикрыл рукой глаза. Перед ним чередой пронеслись видения массового убийства – полный дом невинных девушек, убитых в своих кроватях, в двуспальных кроватках с розовыми боковыми завесами.
– Прошлой ночью там была полицейская облава. Это – дом терпимости!
– Что?!
– Полиция поставила там своего человека, получила ордер и прикрыла это местечко.
Квиллер нежданно сел – у него подогнулись колени.
– Но дизайнер говорил мне…