– Ай-яй-яй, а я вот сама не прочь как-нибудь конвертик лизнуть, – отозвалась миссис Хайспайт, сильно раскачивая своё кресло и поглаживая абрикосового кота. – Глаз да глаз, сколько они разных разностей могут придумать.
– Но вы ещё не слышали самого худшего! Он начал есть ткани! Не только жует – глотает! Я думал, что галстуки мне портит моль, но выяснилось, что это кот. Он обгрыз мне три хороших шерстяных галстука а минувшей ночью сожрал кусок кресла!
– Вот теперь мы подходим к делу, – заметила женщина. – И то, что он грызёт, – всегда шерсть?
– Кажется, так. Кресло обито какой-то шерстяной тканью.
– Это ему не повредит. Ежели он её не сможет переварить, так его вырвет.
– Звучит утешительно, – сказал Квиллер, – но это становится проблемой. Кресло, которое он ел, ценное и даже мне не принадлежит.
– Он этим занимается, когда вы дома?
– Нет, всегда в моё отсутствие.
– Бедный коток одинок. Сиамским кисикам нужна компания, да ещё как нужна, или они малость дуреют. И он целый день один—одинешенек?
Квиллер кивнул.
– А долго он с вами прожил?
– Около шести месяцев. Он принадлежал моему домовладельцу, которого убили в прошлом марте. Вы, может, помните убийство на Бленхейм-плейс?
– Ай-яй-яй, помню, помню. Всегда читаю про убийства, а это было ещё какое кровавое. Они ухлопали его разделочным ножом. А этот бедный коток – он очень любил убитого?
– Это были родственные души. Никогда не разлучались.
– Вот вам и ответ, родненький. Бедный коток, похоже, получил шок. А теперь одинок.
Квиллер счёл необходимым оправдаться:
– Я очень люблю этого кота, У нас прекрасные отношения. Он ласковый, и время от времени я с ним играю.
Как раз после этого в комнату вошёл большой дымчато-голубой кот и сделал громкое заявление.
– Чайник шумит, – перевела миссис Хайспайт. – Томми всегда даёт мне знать, когда чайник закипает. Схожу принесу ложки-плошки и мигом вернусь.
Компания кошек не спускала с Квиллера глаз, пока женщина не вернулась с чашками и большим пузатым чайником.
– А много он разговаривает, этот ваш коток?
– Он всегда воет о том о сём.
– Наверно, маманя отпихивала его от себя, когда он кисёнком был. У таких всегда унылый разговор, и им нужно побольше любви, ещё как нужно. Он кастрированный?
Квиллер кивнул.
– Как раз то, что моя бабушка в старину называла «отставной кот-джентльмен». Тут есть только одно средство. Вы должны завести ему в компанию другую кису.
– Держать двух кошек? – запротестовал Квиллер.
– Ничего-ничего, двоих легче, чем одного. Они потешают друг друга и помогают мыться в местах, до которых трудно дотянуться. Коли у вашего кисика есть товарищ, вам не приходится протирать ему ушки ваткой с борной кислотой.
– А я и не знал, что мне полагается это делать.
– И не морочьте себе голову расходами на еду. Два счастливых кота едят не больше, чем один, у кого кругом пустота.
Квиллер ощутил на шее чьё-то чуть заметное дыхание и, повернувшись, обнаружил хорошенькую сиамочку, которую приметил в холле, – теперь она взобралась на спинку его стула, обнюхивая ему ухо. – Чай можно разливать, – объявила миссис Хайспайт. – Люблю чашечку покрепче. В кувшине есть малость молока, коли вы не против.
Квиллер принял тонкую китайскую чашку, наполненную варевом цвета красного дерева, и заметил кошачью шерстинку, плавающую по поверхности.
– Вы продаёте кошек? – спросил он.
– Занимаюсь разведением редких, а бездомным хозяев подыскиваю. Что нужно вашему кисику – так это миленькая дамочка-сиамочка, холощёная, разумеется. Но тут не будет двух больших разниц. Они всё равно знают, кто есть кто, и могут быть очень счастливы на пару. Как зовут вашего котка?
– Коко.
– Ай-яй-яй! Ну совсем как из Гилберта и Салливана [34] ! – Потом она пропела замечательно добрым голосом: – Ибо женится он на Юм-Юм, коли Бог даст ум. Раздражение ваше напрасно, ибо будет всё распрекрасно. Вам придётся, по мне, уступить этим двум, коли Бог даст ум.
Томми, большой голубоватый вестник, поднял голову и завыл. Тем временем сиамочка прокапывалась в Квиллеров карман.
– Спихните её, коли мешает. Она истая девчонка. Самочки всегда ластятся к мужчинам.
Квиллер погладил блеклую, почти белую шкурку, и котёнок, нежно замурлыкав, попытался погрызть его палец четырьмя зубками.
– Если уж мне заводить вторую кошку, – сказал он, – так, может быть, эту…
– Ай-яй-яй, а вот как раз эту я вам отдать не смогу. Она вроде особенная. Но я зато знаю, где живет сиротка, которой нужен хороший дом. Вы слыхали про миссис Тейт, которая умерла на прошлой неделе? Там случилось ограбление, про это ещё во всех газетах было.
– Что-то слышал, – ответил Квиллер.
– Печальная история, ещё какая. Так у миссис Тейт была самочка-сиамочка, а я и представить себе не могу, чтоб её благоверный стал теперь держать бедную кису.
– Почему вы так думаете?
– Ай-яй-яй, да не любит он кисок.
– Откуда вы это знаете?
– Киса – родом из одного выводка, который у меня в доме народился, и миссис – упокой её душу! – звонила ко мне за помощью. Бедная киса была такая нервозная, не ела, не спала… А теперь бедная женщина приказала долго жить, и никакого нету слуху, что стало с кисой… Позвольте вам подлить чайку, родненький.
Она подлила ему в чашку ещё чёрно-красного варева с крутящимся гарниром из чайных листьев.
– А этот её муженек, – продолжала она, – из тех, кого так и пучит важностью, но – поимейте в виду! – мне долгонько пришлось ждать от него платы. А я – со всеми этими голодными ртами, которые надо набить!
Квиллеровы усы подавали ему сигналы. Он сказал, что в связи с обстоятельствами должен обдумать удочерение кошечки. Потом завязал шнурки ботинок, развязанные кошками, и встал, чтобы уйти.
– Сколько я вам должен за консультацию?
– Три доллара не слишком будет для вас дорого?
– Думаю, как-нибудь справлюсь, – сказал он.
– А коли вам захочется пожертвовать несколько пенни на чашечку чайку, так они пойдут на покупку чего-нибудь вкусненького для кисок. Просто бросьте их в плошку из-под джема в холле на столе.
Миссис Хайспайт в окружении колышущихся хвостов проводила Квиллера до дверей; сиамский котёнок трогательно потёрся о его лодыжки. Он бросил два четвертака в банку из-под джема.