— Эй, Джоджо! — донесся молодой голос откуда-то сверху, где сидели не старые богачи-болельщики и почетные гости, а студенты. — Ты там совсем охренел или прикидываешься? Сколько тебе заплатят за такую игру, Джоджо? Может, четвертак?
Эти полные презрения слова были встречены взрывом одобрительного смеха.
Джоджо непроизвольно посмотрел туда, откуда донесся голос, хлестнувший его, как кнутом. Похоже, вон они — над боковым входом — четверо парней, видно, студенты. Нагло пялятся на него, на рожах застыли презрительные улыбки, они знают, что имеют право издеваться над ним, и лишь с некоторым интересом ждут, что он им ответит.
Джоджо молча отвернулся и направился к скамейке. Лишь в эту секунду он заставил себя посмотреть на табло. Он знал, что его команда проигрывает, но даже не представлял, как плохо обстоят дела. 12: 2, причем восемь очков из двенадцати, набранных Цинциннати, заработал для своей команды Джамал Перкинс, и это значит, что четыре раза он переиграл Джоджо Йоханссена в очном поединке… четыре раза просто размазал этого слюнтяя по площадке… четыре раза смешал этого белого парня с дерьмом…
Что ждало Джоджо на скамейке, он уже слышал заранее. Вряд ли тренер станет подбирать для него особые слова и ругательства. Пока что же, как это всегда бывало, когда игра не складывалась, Бастер Рот, даже не дав стартовой пятерке сесть, начитывал игрокам лекцию, посвященную «проблемам матриархата»… Мать твою то и мать твою это… и твою мать, кстати, тоже. По полной огребли Дашорн, Трейшоун, Кёртис и Андре… Да, даже Трейшоун… Его мать, оказывается, тоже была не лучше остальных.
«Твою мать, этого еще не хватало», — воспользовавшись терминологией тренера, произнес про себя Джоджо. Как всегда, во всех плановых и внеплановых перерывах в игре, за дело взялся специально приглашенный оркестр. Тихо сидевшие до поры до времени в первых восьми рядах одного из секторов музыканты, едва заслышав продублированный сиреной свисток судьи, схватились за инструменты — духовые и ударные… и в первую очередь заиграли заглавную песню из «Рокки» в обработке какого-то явно психически больного аранжировщика… Сегодня эта музыка просто взбесила Джоджо своим идиотским джазовым оптимизмом. Вся фальшь и искусственность этого веселья еще четче проявились, когда на площадку выскочили и выстроились по обеим сторонам шеренги чирлидеров в сиреневых облегающих блузочках без рукавов, с глубокими V-образными вырезами, и в желтых мини-юбочках, которые, казалось, ни на секунду не опускаются к бедрам, а висят в воздухе, будто пачки балерин. Девчонки появились на площадке еще до того, как Джоджо успел дойти до скамейки. И откуда эти дуры только берутся со своими вениками? Не было же здесь никого. Как будто их из-под купола спускают, на веревочках! Прямо навстречу Джоджо выскочили танцовщицы из группы «Ангелы Чарли» (в просторечии «Чаззи») в лосинах из золотистой лайкры, вырезанных так низко, что сзади видно было начало расщелины между ягодицами. Спортивные лифчики были из такой же золотистой лайры. Эти Венеры двадцать первого века будили в мужчинах чувственность буквально каждым квадратным дюймом своего тела: между лифчиками и лосинами — шикарный пупейзаж. Это слово недавно появилось в лексиконе парней, обсуждающих достоинства фигур девчонок, одевающихся в соответствии с последними веяниями моды. Вот и эти танцовщицы были опупенные, особенно с учетом вызывающего обильное слюноотделение контраста между их спортивными, по-гимнастически проработанными прессами… и нежными, таинственными глазками пупков… Впрочем, в эту минуту пробудить чувственность в Джоджо, заставить его кровь течь быстрее, а сердце биться чаще, было не под силу даже этим жрицам богини похоти и сладострастия. Ну, не до того ему сейчас было. Не до того. Девушкам же, в свою очередь, было не до Джоджо и не до того, что с ним происходит. Легко и свободно вылетев на площадку, воспользовавшись достижениями современной хореографии, они мгновенно превратили музыку из «Рокки» — в изначальной версии гимн мужеству и бойцовской доблести — в звуковой фон для танца живота… то есть нет, ни о каких животах тут и речи быть не могло. Это был танец накачанных спортивных прессов. В каждом углу баскетбольной площадки происходило какое-то действо. Помимо танцовщиц, занявших центральный круг, вниманию зрителей были представлены акробаты, жонглеры и гимнасты. Здоровенные парни со стальными мышцами рук, в сиренево-золотых полосатых трико, обтягивавших верхнюю часть их могучих тел, работая попарно, легко, как пушинки, подкидывали вверх изящных гимнасток. Эти эфемерные создания успевали в полете выполнить пару фигур высшего пилотажа — разнообразных сальто и пируэтов, прежде чем приземлиться в надежно подставленные руки партнеров. Оркестр, чирлидеры, танцовщицы, акробаты — настоящий цирк по всей площадке! А это ведь был даже не перерыв между четвертями, а всего лишь тайм-аут, который взял тренер для прочистки мозгов своей команды! Оркестр сменил тему. Чашу Бастера залила какая-то игривая веселая музыка, под которую ноги большинства зрителей так и норовили пуститься в пляс… игривая, веселая, радостная, почти экстатичная музыка. А был ли от всего этого толк самим игрокам, этим гигантам кампуса, замечали ли они вообще всех этих мускулистых танцовщиц и маленьких изящных акробаток? О да, конечно, замечали. Еще как замечали. В другой ситуации этот парад эротических танцев и упражнений сработал бы как хороший энергетический напиток для всей команды. Вот уж действительно — символ награды, полагающейся доблестному воину. Сколько раз Джоджо ловил себя на том, что чуть не облизывается, глядя в перерыве на порхающих над головами партнеров акробаток, гибких и вертких, ловко гнущихся и крутящихся в полете… Они очень даже ничего. Вот бы сейчас с кем-нибудь из них…
Музыка играла так громко, что Джоджо, наконец пробившийся к скамейке, практически не слышал, что орет тренер, окончательно зациклившийся на проблеме предков своих игроков по материнской линии. Впрочем, что Бастер Рот имел в виду, было понятно и без перевода. Стоило только посмотреть, как он растягивает в оскале губы, предваряя сдвоенное «т» в первом слове каждой фразы своей сегодняшней лекции: «т-твою…» Оркестр вновь сменил тему: стадион залили аккорды «Любви на продажу», сопровождаемые явно авторской наработкой аранжировщика в виде тамбур-мажора и шести мажореток.
Уголком глаза Джоджо заметил, как Дашорн и Трейшоун наклонились к тренеру, явно диктовавшему им тактические ходы, которые следовало использовать против сменившего свою тактику противника, и не предназначавшиеся для всеобщего ознакомления. Кёртис и Андре тоже встали к тренеру вплотную. Разумеется, Бастер должен был дать инструкцию всей пятерке, прежде чем они вернутся на площадку. Джоджо попытался протиснуться между ними, чтобы не пропустить ничего из драгоценных указаний. Он глубоко вздохнул, присоединяясь к остальным… Конджерс?.. Неприятный холодок пробежал по всему телу… И раньше, чем это логически осознал его мозг, Джоджо просто печенкой почувствовал беду…
Оказывается, он не разглядел, что за Трейшоуном-Башней стоит другой чернокожий парень, причем стоит он на том самом месте, где должен бы находиться сам Джоджо, — между Трейшоуном и тренером. Вернон Конджерс. Наклонился, упер руки в колени, как и остальные… и слушал последние указания тренера перед продолжением игры. Джоджо попытался было «вписаться»… но понял, что это уже бесполезно и никому не нужно. Он так и остался стоять — выпрямившись, но понуро ссутулив плечи и с полуоткрытым ртом.