В полвторого пополудни в дом номер 8488 по Белла-Виста прибыли сержант полиции Уильям Патерсон, детектив Чарлз Каллагэн и Джозеф Карр из отдела по борьбе с тяжкими преступлениями.
— Один из них появился в двери спальни и сказал Люсиль, что у нее десять минут, чтобы одеться. Иначе они заберут ее в том виде, в каком она есть. А Люсиль была в ночной рубашке, поэтому я уговорила ее одеться. — Сэнди рассказывает механически, глядя перед собой застывшим взглядом. — Я подала ей трусики, застегнула бюстгальтер, и тут они снова открывают дверь. Я напялила на нее, что подвернулось под руку, накинула шарф, и они ее увели.
Люсиль Миллер арестовали через двенадцать часов после того, как в полицию поступило сообщение о происшествии на Баньян-стрит. Такая поспешность дала повод ее адвокату заявить, что все дело раздуто, чтобы оправдать необоснованный арест. В действительности же прибывших к сгоревшему автомобилю детективов насторожили некоторые явные несообразности. Так, Люсиль сообщила, что автомобиль двигался со скоростью 35 миль в час, а коробка передач оказалась на первой скорости. Включенными оказались не ходовые, а стояночные огни. Положение передних колес не соответствовало состоянию, описанному Люсиль Миллер, а правое заднее колесо глубоко врылось в землю, очевидно, от пробуксовки на месте. Детективам также бросилось в глаза, что толчок резкой остановки, вызвавший выплескивание горючего из канистры и последующее возгорание, не опрокинул два пакета с молоком, стоявших сзади на полу, и не скинул с заднего сиденья валявшуюся там фотокамеру.
Никто, однако, не брался точно описывать, что могло и чего не могло произойти в ходе трагедии, все эти нестыковки сами по себе еще не трактовались как доказательство преступного намерения. Но они заинтересовали помощников шерифа, равно как и еще два обстоятельства: Гордон Миллер во время происшествия находился без сознания, а Люсиль Миллер что-то подозрительно долго безуспешно пыталась вызвать помощь. Подозрительным показалось полиции и поведение Гарольда Ланса, когда он прибыл на Баньян-стрит в третий раз и обнаружил, что расследование все еще не завершено.
— Вел он себя странно, — вспоминал следователь прокуратуры. — Как будто нервничал.
И утром 8 октября, еще до того, как врач прибыл к Люсиль Миллер, чтобы сделать ей успокоительную инъекцию, в офисе шерифа округа Сан-Бернардино начали разрабатывать иную версию, рассматривая иной вариант событий, происшедших между 0.30 и 1.50 пополуночи. Новая гипотеза основывалась на несколько замысловатом предположении, что Люсиль Миллер предприняла неудачную попытку осуществления заранее задуманного плана, что первоначально она собиралась остановить машину на пустынной дороге, облить бензином своего находящегося под воздействием таблеток мужа, заклинить акселератор и мягко перевалить автомобиль через подпорную стенку вниз, в заросли лимонных деревьев, в результате чего он, упав с высоты четырех футов, почти наверняка бы взорвался. После чего Люсиль Миллер преодолела бы пешком две мили от Карнелиан до Белла-Виста и ко времени обнаружения аварии уже находилась бы дома. План этот, согласно предположению помощников шерифа, рухнул, когда машина не смогла перевалить через насыпь. После того как мотор заглох в третий или четвертый раз, Люсиль Миллер охватила паника.,На дороге темно, муж в машине облит бензином, лают собаки, воет ветер, в любой момент ее могут осветить фары проезжающего мимо автомобиля… она решилась и подожгла «фольксваген».
Хотя эта версия подкреплялась уликами (первая скорость, потому что пришлось заводиться с места; стояночные огни, потому что нужен был свет, чтобы проделать описанные манипуляции; молочные пакеты и камера, не тронутые в силу закона инерции…), она все же не казалась полиции более правдоподобной, чем рассказ Люсиль Миллер. Более того, некоторые обстоятельства подтверждали и ее собственный вариант; гвоздь в передней покрышке, девятифунтовый камень, найденный в автомобиле — очевидно, тот самый, которым женщина разбила стекло в попытке спасти мужа. Вскрытие определило, что Гордон Миллер сгорел живым, что в данном случае не слишком подтверждало точку зрения полиции, а также что в крови его содержалось достаточно нембутала и сандоптала, чтобы усыпить нормального человека. Правда, Гордон Миллер постоянно принимал нембутал и флоринал (содержащий сандоптал) — как средство от головной боли. Следовало также учитывать и его болезненное состояние.
Для придания версии, выдвинутой полицией, весомости следовало обнаружить мотив. Неудачное замужество, другой мужчина… Начались поиски мотива. Перерыли все финансовые и страховые документы, просмотрели регистрационные книги мотелей. Что могло заставить женщину, верящую в ценности среднего класса, председателя благотворительного фонда сердечников, женщину, посещающую «своих» портного и парикмахера, сидеть в новом доме на улице с поэтичным названием Белла-Виста [142] и обдумывать, как она живьем сожжет собственного мужа в своем автомобиле? Разгадка оказалась ближе, чем рассчитывали. Выяснилось, что в декабре 1963 года Люсиль Миллер вступила в связь с мужем одной из своих подруг, дочь которой звала ее «тетушка Люсиль». Этот человек отличался талантом очаровывать окружающих, был богат и жил на широкую ногу. Словом, Артвелл Хэйтон имел то, чем не обладал Гордон Миллер. Между прочим, этот известный в Сан-Бернардино адвокат одно время работал в прокуратуре округа.
Пожалуй, в определенном смысле эту тайную любовную связь можно считать типичной для места вроде Сан-Бернардино, для места, где мало яркого и привлекательного, где легко теряют веру в будущее и ищут ее в постели. Следствие по делу Люсиль Миллер тянулось более семи недель. Помощник окружного прокурора Дон А. Тернер и адвокат обвиняемой Эдвард П. Фоли вели игру согласно устоявшимся стереотипам. Обнаружились фальсифицированные записи в книгах мотелей, всплыли факты свиданий в дневное время, совместных поездок в красном «кадиллаке» Хэйтона. Вспомнились бесконечные беседы на темы несходства характеров, объявились и закадычные доверенные друзья. «Я знала абсолютно все, — с жаром утверждала впоследствии Сэнди Слэгл. — Время, место — все…» Сообщалось о многозначащих замечаниях («Не целуй меня, это чревато последствиями», — Люсиль Хэйтону на парковке у клуба в Фонтане однажды после ланча). Нашлись даже амурные записочки («Привет, Сладкая Булочка! Чашечка чаю ты моя! С днем рождения — тебе не дашь больше двадцати девяти!! Твой малыш Артвелл»). Поначалу любовники просто блаженствовали. Но 24 апреля умерла жена Артвелла, и после этого все пошло наперекосяк. В тот уикенд Хэйтон отбыл на своем «крейсере» — «Дама капитана» — в Каталину. В девять вечера он позвонил домой, но с женой не говорил, потому что трубку сняла Люсиль Миллер, сообщив, что Илэн принимает душ. На следующее утро дочь Хэйтонов, зайдя утром к матери, обнаружила ту мертвой. Газеты опубликовали сообщение о смерти в результате несчастного случая, возможно, причиной послужила острая аллергия на лак для волос. Хэйтон тут же прилетел из Каталины, в аэропорту его встретила Люсиль, но последняя глава романа уже была написана. Воркование голубков сменилось рычанием озлобленных хищников. Отношения их стали напоминать романы Джеймса М. Кэйна, фильмы 30-х годов, кошмарные сны, в которых характернейшими признаками среднего класса выступают насилие, угрозы, шантаж. Все наиболее примечательное в деле «штат Калифорния против Люсиль Миллер» лежит вне компетенции суда и не упоминается в аршинных заголовках вечерних выпусков. Сны преподносят спящим уроки, учат их жить. Однажды, ранним летом 1964 года, Хэйтон сообщил любовнице, что пастор настоятельно рекомендовал ему покончить с этой греховной связью. Вот как она отреагировала: